Новелла ГДР. 70-е годы - [48]

Мне даже почудилось, что появилась свежая трава. Зато на прутьях лещины и вправду висели желтые сережки. И раздавался птичий голос: пинь-пинь, пинь-пинь.

Остальные то и дело оглядывались на меня, но я кивала им, пусть едут дальше, я их догоню.

Они соглашались, хотя не вполне понимали меня.

Дорога свернула в лес. Она была разъезжена тягачами, которые вывозили бревна. Там, где раньше лежали штабеля бревен, остались длинные светлые ленты коры. Земля в лесу была еще коричневой от прошлогодней листвы.

Неподалеку от деревни почва стала песчаной, слева и справа за загородками на ухоженных грядках стояли маленькие, по колено, сосенки и крошечные елочки.

Дети по-прежнему ехали впереди, теперь они свернули к деревне.

Я почувствовала жажду и даже голод. Лес показался мне сегодня строгим и серьезным. Слишком долго мы не были здесь, и теперь он смущал нас своим покоем, своей жизнью, которая протекает в иных временны́х границах, чем наша.

В кабачке было дымно и шумно, то и дело хлопала дверь. Входили люди в синих спецовках и резиновых сапогах. Они покупали шипучку и сигареты, громко разговаривали с хозяйкой, смеялись.

Хозяйка, низенькая худая особа на тонких ногах, с короткой стрижкой и носом как у дятла, быстро и уверенно ставила на столы лимонад, тарелки с сосисками, хлеб и горчицу.

Снова пускаясь в путь, мы решили поехать к летнему городку. Нам казалось вполне вероятным, что там мы встретим кого-нибудь из наших прошлогодних друзей.

— Надо поглядеть, — сказал Виктор, — не испортил ли снег бунгало, не опрокинул ли киоск и в порядке ли насос.

От деревни к палаточному городку вела мощеная дорога. Мы, все четверо, ехали в ряд. Виктор неотрывно глядел вниз на косогор.

— Для грибов еще рано, — сказала Стефа, и я внезапно почувствовала вкус грибов во рту.

У большого валуна, где дорога снова подошла к озеру, мимо нас пролетела желтая бабочка.

Палаточный городок был пуст. Опасения Виктора не оправдались: насос был заботливо размонтирован. Даже стекла в окнах киоска уцелели. Только поблекла синяя, красная и желтая краска бунгало, да Виктор поискал и не нашел удочек, спрятанных им осенью под лесенкой.

Мы пошли к причалу. Столбы еще стояли, а доски были разбросаны вокруг, одни валялись на берегу, другие плавали на мелководье.

— Это натворил лед, — сказал Роберт.

Виктор не поверил.

— Лед! — повторил он. — А мои удочки?

В эту минуту мы увидели юношу. Он сидел внизу у воды на стволе осины, которая упала кроной в озеро еще три года назад.

Он, вероятно, все это время наблюдал за нами. Он сказал:

— Извините, не бойтесь меня.

— Бояться? Почему? — спросил Роберт. Он действительно вздрогнул.

— Я тут сижу. Вы меня не заметили.

Молодой человек поднялся и подошел к нам.

— Еще холодно, — сказал он.

И достал пачку сигарет.

— Вы курите?

— Спасибо. — Роберт взял одну. Они прикурили, закрываясь рукой от ветра. Стефа и даже Виктор держались в стороне.

— Здесь можно где-нибудь поесть?

— Там, — Роберт указал на восток, — в деревне. — И спросил: — Вы пешком?

Молодой человек покачал головой, и теперь мы увидели у крайнего бунгало мопед.

— Вы доберетесь за пять минут, — добавил Роберт. Тем не менее мы не уходили. Мужчины курили. Стефа глядела себе под ноги, ее темные косы свисали вниз. Может быть, мы уже понимали, что стоим здесь из-за нее.

Виктор сказал:

— Вы можете сесть, на мысу есть скамейка.

Роберт еще раз глубоко затянулся, потом бросил сигарету и наступил на нее.

— Можно, — предложил он, — развести на мысу костер. Сейчас только четыре.

Мы с изумлением смотрели на него.

Здесь рано темнеет. Солнце сразу заходит за лес, который поднимается над равниной.

Мыс — место вечерних встреч жителей летнего городка. Он выступает узким полуостровом в озеро. Огонь на нем виден в летние ночи издалека, даже из города.

И мы в самом деле начали собирать хворост. Незнакомец притаскивал такие охапки, словно намеревался проводить здесь дни и ночи.

Только с четвертой попытки удалось Роберту зажечь хворост. Дым стелился по земле. С лета здесь лежали качели, мы уселись на них, и каждый порыв ветра обвевал нас дымом.

Вдалеке в тумане вставал город, его башни и белые высотные дома, построенные только осенью; они казались нам чужими и красивыми.

Костер разгорелся и перестал дымить; он трещал и брызгал искрами, излучая тепло.

— Вы здесь раньше не бывали? — спросил Роберт.

— Мне хочется построить здесь бунгало, — сказал незнакомец, — я и решил оглядеться.

Роберт кивнул.

Стефа подняла глаза и поглядела на него с удивлением.

Он понял, пожал плечами, но ничего не сказал.

Стало тихо, только шорох и треск огня. Мы вдруг сразу отдалились друг от друга, как будто порыв ветра пронесся между нами. Почему?

— Я принесу музыку, — сказал молодой человек, словно перепрыгивая через невидимое препятствие. Ушел и вернулся с небольшим ящичком. Конечно, безумная музыка, которая околдовала нынче всю молодежь. Когда я смотрю на них, на него, на Стефу, на Виктора — тот даже перестал мешать палкой в костре, подперся рукой и самозабвенно слушает, — мне кажется, что дыхание этой музыки на минуту захватывает и меня. Роберт выуживает сигарету из пачки. Потом молодой человек выключает свой ящичек, и мы снова окунаемся в тишину.