Новая жизнь - [82]

Я рано постарел. Я быстро уставал, ходил как можно меньше и не замечал, что тело мое тащит невероятная людская толпа и оно постепенно исчезает в ней; я не смотрел в лица тех, кто на узких мостовых толкал меня локтями, и тех, кого я толкал локтями, забывая их сразу, как забывал вывески бесчисленных адвокатов, зубных врачей, финансовых консультантов, проплывавшие у меня над головой. Я не мог понять, как эти невинные маленькие города и словно сошедшие с миниатюры переулки, где некогда мы гуляли с Джанан, словно во время детской игры оказавшись во внутреннем дворике с садом какой-то доброй волшебницы, превратились в пугающие сценические декорации, похожие одна на другую, кишащие восклицательными знаками, которые все запрещают или предупреждают об опасности.

Я видел темные бары и пивные, открытые в самых неподходящих местах — на углах напротив мечетей или домов престарелых. Я видел собственными глазами, как русская манекенщица с глазами лани ездила из города в город с чемоданом вещей и устраивала в одиночку показы одежды в автобусах, в сельских кинотеатрах или на рынках, а потом продавала эту одежду женщинам в чаршафах[52] и платках. Я видел, как место иммигрантов из Афганистана, торговавших в автобусах Священным Кораном размером с мизинец, заняли грузинские и русские семьи, продававшие пластмассовые шахматы и бинокли, военные медали и каспийскую икру. Я видел человека — он показался мне отцом, который все еще ищет свою дочь, ту погибшую девушку в джинсах, которая держала за руку своего возлюбленного, умершего в автомобильной катастрофе, которую мы пережили с Джанан однажды дождливой ночью. Я видел призрачные курдские деревни, опустевшие из-за так и не объявленной войны, и артиллерийские отряды, бомбившие тьму скалистых гор вдалеке. В интернет-кафе, где школьники-прогульщики, молодые безработные и местные гении собирались, чтобы испытать свои способности, удачу и злость, я видел компьютерную игру, в которой надо было набрать двадцать тысяч очков, прежде чем появлялся розовый ангел, задуманный японцем, а нарисованный итальянцем, и нежно улыбался, словно обещая удачу нам, неудачникам, сжимавшим рукоятки игровых приставок в темноте затхлого и пыльного игрового зала. Я видел человека, пропахшего пеной для бритья «ОПА», который читал по слогам недавно обнаруженные статьи покойного журналиста Джеляля Салика. Я видел, как недавно перекупленные боснийские и албанские футболисты сидели со своими светловолосыми красивыми женами и детьми и пили кока-колу в кофейнях на площадях недавно разбогатевших маленьких городков, где старые деревянные особняки были разрушены, а на месте их выстроены бетонные жилые дома. Я видел тени, которые принимал за Сейко или Серкисова в полутемных и сырых пивных, в толчее на рынках, в отражениях на витринах аптек, где виднелись витрины магазинов напротив и были выставлены грыжевые бандажи; а по ночам в комнатах отелей или в креслах автобусов я видел разноцветные грезы о счастье или кошмарные сны.

Коли уж об этом зашла речь, то я должен сказать, что, прежде чем добраться до моей конечной цели, города Сон-Пазар, я был проездом и в дальнем городке Чатык, который Доктор Нарин мечтал поместить в центре своего государства. Но городок так изменился из-за войны, переселений и странных потерь памяти, людских толп, страха и запахов — наверное, по моим сбивчивым словам вы уже предположили, что я растерялся, забыв все среди бесцельно бродивших по улицам людей, и даже заволновался, что воспоминания о Джанан — все, что осталось мне — будут испорчены. В витрине аптеки были красиво разложены цифровые японские часы, они были и фактом, и символом, подтвердившим мне, что Великий Контрзаговор Доктора Марина и команда служивших ему «часов» давно потерпели поражение. А на месте рынка расположились магазины, где торговали газированной водой, машинами, мороженым и телевизорами, и, нагло демонстрируя ряды вывесок с названиями на иностранных языках, одним своим видом они наносили оскорбление воспоминаниям о прошлом.

И все-таки я, глупый и неудачливый герой книги, пытался познать смысл жизни в этой стране, спасаясь от потери памяти; я подумал, что могу поискать прохладное и спокойное тенистое место, которое могло бы стать мне счастливым прибежищем, где я, предавшись счастливым воспоминаниям, оживлю и придам огня тому, что осталось у меня в памяти от лица Джанан, от ее улыбки, от сказанных ею слов; итак, я отправился к особняку, где когда-то жил Доктор Нарин со своими милыми дочерьми, к шелковице, туда, где все напоминало мне о счастье.

Столбы линии электропередач принесли электричество в долину, но теперь здесь не было никакого дома, не было ничего, кроме каких-то руин. Эти развалины выглядели так, будто они появились после какого-то бедствия.

Именно в это время, глядя на рекламу «АК-БАНКА», установленную на одном из холмов, куда некогда поднимались мы с Доктором Нарином, я начал растерянно думать, что хорошо сделал, что убил бывшего возлюбленного Джанан, полагавшего, что, переписывая годами одни и те же строки, он найдет мир бесконечного времени и тайну жизни. Что хотите, то и думайте обо мне. Я ведь спас его сына от возможности видеть эту грязь, тонуть в лавине этих рекламных растяжек и щитов, спас от слепоты в мире без сияния и света. Но кто же спасет меня от этой страны чуждых предметов и смиренной жестокости, окружив меня светом? Тот ангел, чьи невозможно ослепительные краски я однажды вообразил и чьи слова я слышал в своем сердце, не подавал мне сейчас никакого знака.