Новая Шехерезада - [57]

Он бросился к столу — я встал на его пути, отпихнул. Пусть лучше уж дерется со мной, чем сразу со всей камнебойной компанией.

Он легко сковырнул меня вбок и подскочил к столу.

— Чего ты здесь-то поешь? — не отводя глаз от карт, произнес «булыжный». — Ты туда иди! Боишься?

— Можно! — воинственно проговорил Виктор. Он вышел и тут же вернулся уже корректный, в майке. — Можно! — он снова исчез и снова появился, уже в свитере. Так, то выскакивая, то появляясь, он оделся. — Можно! — Он вбил ноги в ботиночки, накинул пальтецо и выскочил. И я, конечно, за ним — как же он без меня?

— Можно! — повторил Виктор, устремляясь в темноту.

— Но... наверное... как-то иначе действовать надо, — с трудом поспевая за ним, проговорил я.

— Как?! — Виктор вдруг остановился, яростно уставился на меня.

— Ну... наверное — писать? — неуверенно пробормотал я.

— Писать! — презрительно изменив ударение, проговорил он и рванулся вперед.

Снегоход наш сиротливо притулился на пустом берегу. Из-подо льда доносились какие-то равномерные, глухие вздохи... Волны? Значит — где-то озеро вскрылось? Я слегка поежился... Остаться? Ну нет уж! Вся моя дальнейшая жизнь будет жалкой, если я сейчас останусь!

«Буран» взревел под отчаянным всадником — я еле успел плюхнуться сзади. И вот мы ухнули вниз, сердце оступилось, залопотало. Рябые пятна от фар прыгали впереди. Кидало сейчас почему-то значительно сильнее, чем по пути сюда.

Вдруг озноб ужаса охватил меня: «Буран» заскользил вниз по какой-то наклонной горке — какие могут быть горки на льду?

— Прыгай! — обернувшись, рявкнул Виктор.

Я, как лягушка, прыгнул вбок. Быстро пополз в сторону на четвереньках, потом медленно поднялся на ослабевшие ноги, осторожно повернулся.

Виктор плавно, напоминая памятник, погружался вместе со снегоходом. Потом слез на лед.

«Буран» полз на боку в черную дымящуюся полынью. Огромная льдина со скрипом поворачивалась под ним, как крышка сундука.

На самом краю «Буран», зацепившись рулем, слегка помедлил, словно размышляя: купаться ему в такую погоду или нет, — потом все-таки решил: «Купаться!», отцепился ото льдины и исчез. Через минуту пришел белый пузырь... Все!

— Так... Приговорили машину! — произнес Виктор. — И главное — на том же месте!

— На каком? — дрожа от холода и страха, проговорил я.

— В прошлом году одним тут на этом самом месте снегоход доставал! Потом два месяца в больнице валялся — так ни одна сукадла папирос пачки не принесла!

Я протянул свою пачку. Оскалившись, Виктор кивнул.

— Ну... так какие соображения, городской мальчик? — закурив, поинтересовался он.

— Никаких... пока, — я попытался улыбнуться заледеневшим лицом.

— Ну давай, давай... шарь во лбу! — куражился Виктор.

— Может — кран подогнать? — наконец решился предложить я.

— Ну да — чтобы «Бурану» не было скучно одному! Так, с тобой все ясно! Стой здесь! — Виктор решительно скрылся в темноте.

Замерзая, я бегал вокруг полыньи, сначала как можно дальше от нее, потом, боясь ее потерять, немножко приближался.

Господи! — с отчаянием думал я. Что я здесь делаю? Вместо того чтобы спокойно сейчас спать с геранью в ушах, как советовал мне милейший Павел Иванович, я почему-то нахожусь здесь, ночью в Ладоге, на проседающем льду!

Много часов, как мне показалось, спустя я увидел приближающийся силуэт.

— Захожу в баню, — заговорил Виктор. — С ходу: «Кто знает меня?»

— Ну и что? Никого не нашлось? — с трудом шевеля каменными губами, проговорил я.

— Да нет — вызвался один, сейчас придет! — небрежно ответил Виктор.

И действительно, к нам приближался какой-то свет, и вскоре, следуя за светом своего фонарика, подбежал человек в трикотажном домашнем костюме и мягких тапочках.

— Сколько тут? — спросил он Виктора. — Метров шесть?

— Да все двенадцать есть! — вздохнул Виктор. — Ну, пошли!

Приблизительно через час — я уже не чуял от холода ни рук, ни ног — я снова услышал их голоса, но приближались они в этот раз почему-то медленно — ругань их слышалась примерно с одного расстояния. Наконец я увидел их: они волокли тросом два бревна, одно короткое, круглое, другое длинное, с торчащими толстыми ветками, — оно ехало верхом на первом.

Они остановились метрах в трех от пролома во льду, бросили длинное бревно поперек короткого. Потом долго задумчиво курили.

— Может быть, начнем что-то делать? — не выдержав, подошел я к ним. — Знаете, я как-то замерз!

Они встали, поправили длинное бревно на коротком, закрепили трос на конце длинного, потрогали сучья на другом его конце. Получился, как понял я, ворот, — только тащить предстояло не ведро из колодца, а тяжелый агрегат со дна Ладоги!

— Ничего, сейчас согреешься! — проговорил Виктор, швырнул окурок в дымящуюся воду («Да, окурком ее не согреешь!» — ежась, подумал я). Потом он скинул пальто, ботинки и брюки. Взял в левую руку трос и осторожно, боком подошел к воде.

— И-эх! — вдруг завопил он и прыгнул ногами вперед.

Высунувшись из воды, он со всхлипом заглотнул воздух и исчез. Я чуть не скулил от ужаса: как он там сейчас, в темноте?!

Два кольца троса, оставшиеся на льду, прыгали, как дерущиеся кобры, потом резко дернулись и исчезли.

Напарник сидел на бревне, позевывая, почесываясь, поплевывая на снег.