Новая Шехерезада - [41]

— Ряженка сегодня не того...

Потом мы спустились в зал, как объяснил Кузя — узнать мнение народа.

— Товарищи! — гулко заговорил я среди кафельных стен. — Среди нас присутствует автор оформления кефира в бумажной упаковке! Поприветствуем его!

— Кончай, слышишь? Кончай! — еле шевеля губами, шипел Кузя.

Действительно, народ тут был самый разнообразный — от академиков до... был даже один тип, смутно знакомый, в разных ботинках: один ботинок — брезент, другой — чистая кожа, хоть и грязная... Откуда-то я его знал — хотя откуда я мог знать такого типа?

— Хвощ! — закричал я.

Сегодня утром я нес его на носилках! Какой длинный день!

Хвощ испуганно повернулся ко мне, потом все-таки взял со стола стакан, подошел.

— Давно оттуда? — видимо, все-таки принимая меня за кого-то другого, поинтересовался он.

— Да как сказать... — проговорил я.

Повисла пауза. Хвощ задумчиво смотрел на свои ноги.

— А ботинки-то не мои... — Не сводя глаз с ботинок, он протянул руку, налил кефиру из нашей пирамидки, выпил одним глотком. — ...Точно — не мои! — Уже совсем уверенно он вылил остатки, выпил. — Погоди! — он деловито отошел за другой столик.

— Во тип! — восхищенно проговорил Кузя. — Ботинки, видишь ли, не его! На самом деле — кефиру дико захотел, и все дела!

Здесь было его царство, все нравилось ему.

— Извини! — проговорил я, вышел на улицу к автомату.

— ...Говорите! — раздался в трубке требовательный голос Стаса.

— Это снова я. Тут бывший клиент твой, Хвощ!

— Уже?! — закричал Стас. — Ведь сбежал, сволочь! Из реанимации сбежал!

— ...А сильно, вообще, задело его?

— Да нет, не очень. Лезвие наполовину было изоляционной лентой обмотано, чтобы не глубоко... Так сказать — вариант «для своих». Ну и как он там?

— Да нормально, по-моему... Говорит, что ботинки не его.

— Это он может! — заорал Стас. — Потом появится еще, будет требовать деньги за свои ботинки! Тут — еле оклемался — стал с ходу требовать четвертной, который якобы был засунут у него в чехол микрометра, который я отдал!

— Ну и как?

— Пришлось мне на трамвае уже снова тащиться туда, искать этот проклятый микрометр... Ну и конечно же, ничего! Слушай — не в дружбу, а в службу... потрогай у него пульс. Умеешь, надеюсь?

— Пробовал когда-то... Сейчас.

Я оставил трубку висеть, сам вернулся в закусочную, отыскал Хвоща.

— Тихо! — сказал я ему. — Сейчас пульс у тебя буду считать.

— Можно, — Хвощ не без удовольствия подал мне запястье.

— Тихо!

Закусочная умолкла.

— Ну как?

— ...Семьдесят.

— Как часы! — хвастливо проговорил Хвощ.

— Семьдесят! — доложил я в трубку.

— Ну тип! — проговорил Стас. — Вы с Кузнецовым, надо думать?

— С каким Кузнецовым? ...A-а, с Кузей! Да.

— Вы все-таки поосторожнее там.

— Да мы в молочной закусочной.

— Да ладно врать-то!

— Нет, честно!

— Да-а-а... видно, совсем он уже ослабел, если по молочным закусочным ходит.

— Да нет, в отличной форме. Наоборот...

— Пока, — проговорил Стас и повесил трубку.

Я вернулся. Кузя уже куражился вовсю — надписывал всем пирамидки, очередь к нему была длиннее, чем на раздачу.

— Можно, и я распишусь, как твой друг?

— Ну что же — можно, пожалуй! — благосклонно проговорил он.

Потом я мчался в метро на вокзал, и вдруг мне захотелось записать этот день — давать ему уйти было нельзя! «Ну подожди, — уговаривал я себя, — в поезде будет время на это!» Но просто чесотка какая-то открылась в руке! Фломастер у меня был (бывший Кузин), но писать абсолютно было не на чем! На билете? Опасно!.. Как я себя клял! Уж пора бы понять, что иногда следует иметь под рукой листик бумаги! И тут я увидал на полу очень даже неплохой обрывочек. Дрожа от страсти, я поглядывал на него. Если я вдруг брошусь к нему, меня явно все примут за ненормального — настолько я еще соображал. Вот сейчас будет остановка, люди пойдут, и тогда, в общей неразберихе!.. Черт, как долго тут едут!.. Остановка. Пошли! Только бы не унесли на подметке! Я кинулся вниз.

Потом, абсолютно счастливый, я секунду передохнул и начал записывать. Помещалось, к сожалению, только сокращенно: «В посл д преб в М...» — на вокзальной почте надо будет переписать...

Немного успокойся!

Утром ткнул вилку в розетку — электробритва сразу же загорелась. Ничего! Нормально! Побрился горящей электробритвой, вышел из гостиницы... Так, отлично. Стоит напротив дощатая будка, на ней объявление: «Здесь продается молоко подмосковного колхоза «Борец». Выпил литр. Прекрасно! Каждый день — литр отличного борцовского молока — и все будет в порядке!

На автобусной остановке — толпа. Полтора часа, говорят, автобуса не было. Нормально! Домчимся так!

Через лесок выскочил на шоссе. Тут дорога не как у нас — тут с горы на гору. Сначала пустой был асфальт, потом пошли навстречу ровные порции машин, где-то впереди нарезанные светофором.

Вбежал на очередную гору — и обомлел: вся Москва подо мной — золотые колокольни, шпили домов!

Вдохнул поглубже — и бросился туда!

У самого города уже — попутка тормознула:

— Давай подвезу.

— Да нет, спасибо. Не надо. Столько уже прошёл — остались пустяки.

Вошел в город, бросился в телефонную будку, набрал номер. Первая фраза уже заготовлена была:

— Здравствуйте! Это такой-то сякой-то? Говорит такой-то сякой!