Новая Шехерезада - [40]

— А вы сами откуда? — спросил я водителя (чувствуя почему-то вину перед демонстративно молчащим «гигантом»).

Почему я не могу быть таким? В чем разница? Рост приблизительно тот же, мешочки под глазами тоже имеются...

— Я? — удивленно проговорил водитель. — Сроду москвич! Еще предки мои извозчики тут были!

Мы ехали по какой-то странной местности, заросшей чертополохом, среди старых, уже покинутых жителями домов. Потом пошли кладбища, и снова оставленные дома, и снова кладбища...

— Тупик знаешь этот? — спросил водитель. — Жена тут в сумдоме у меня! — он вдруг громко захохотал.

Я вопросительно глянул на старика: безопасно ли с таким водителем ехать дальше? Но тот застыл, как мраморное изваяние.

— Ну ничего! — продолжил водитель. — Тут ко мне шастает одна. Шастает и шастает. Общаемся с ней.

— Ну и где же вы... общаетесь с ней? — не в силах остановить этот чудовищный разговор, спросил я.

— А где ты сидишь! — он обернулся ко мне и громко захохотал.

— Остановите, — вдруг проговорил старик.

— Сколько можно-то? — обозлился водитель. — Останавливались уже!

— Поездка закончена. Сколько с меня? — старик с отвращением протянул деньги.

Вот — разница! Я так никогда не смогу! И довольно стыдно мне как бы азартно доискиваться до его профессии — я ведь прекрасно понимаю, что не в профессии дело!

— Тут же кладбища одни! — удивленно проговорил водитель.

Старик молча отдал деньги и вышел. Мы сидели молча и неподвижно.

— В монастырь подался! — кивнув на поднимающийся за склепами купол, несколько смущенно проговорил водитель.

— Я тоже выхожу.

— Ты-то куда?

— Прощай! — я вышел.

— Э, э! — высунулся он. — А деньги?

— Деньги ты уже получил!

Я разыскал среди склепов телефон-автомат, набрал номер опального Кузи. Какого черта?!

— ...А он в мастерской у себя! — сказала его мать. — Сообщаю телефон...

— Спасибо! — повесил трубку, торопливо набрал.

— ...Здорово! — радостный голос Кузи. — Ты где?

— На кладбище.

— На каком?

Я выглянул к проходившей мимо женщине:

— Скажите, на каком я кладбище?.. Спасибо. На Калитниковском! — сказал я в трубку.

— Отлично! — вскричал он.

— Почему это?

— Потому что рядом совсем! Крутицкое подворье! Бери тачку! Плачу!

Тот водитель еще ждал, понимая, что сам я отсюда не выберусь, но я подождал другое такси — так оно будет дешевле!

Крутицкое подворье. Кирпичные монастырские строения, двор за глухими стенами. По крыльцу с тяжелым навесом — в глухую темную башню, по темной лестнице (ни звука не доносится!) взбежал наверх, и сразу — свет и простор!

— Понял, какой вид? — сказал довольный Кузя. — И телефон!

Вид был, действительно, обширный, хотя и несколько запущенный: старые облезлые строения с окнами-бойницами, какие-то грязные полувысохшие рвы, засохшие деревья.

— Ну как? — горделиво проговорил Кузя.

— Да-а-а... Ну а как ты, вообще, живешь? Со Стасом рассорился...

— Я с ним? Это он! Сначала пилил сколько лет, что как-то не так я живу, а в заключение даже избил!

— Как?!

— Да довольно хитро. Пришел в гости со мной к одной девице, которая настолько якобы тонкая, что все ей пошлостью кажется. Скажешь фразу какую-нибудь — бац по уху! Следующую более осторожно уже говоришь, снова: бац!.. «Знаешь, — Стасу говорю, — я, пожалуй, пойду!» ...Ну и бог с ним! — Кузя надулся.

— Но ты, говорят, талант свой продал?

— Кто это говорит?! ...Ну ясно. Нет! Продал я, образно говоря... левую руку... а талант — ну никак не могу продать, как ни пытаюсь! Нынче что котируется? Разный там романтизм, кубизм. А я суперреалист: что вижу — то и рисую. И все. Никаких таких выводов: мол, это надо прекратить, а другое начать!.. За это Стас и презирает меня, что я не прогрессивный! Так что с талантом моим я могу в наше время только ненависть у всех вызвать!

— Ну, вызови у меня!

— Хочешь?

...Он открыл два огромных полотна: «Внучок капает бабушке в глаз» и «Оставление большинства вещей лучшему другу». Во внучке он с пугающей точностью изобразил себя, а «другом», которому оставляется большинство вещей, оказался я.

... — Сип ты белоголовый! — проговорил я.

— Вот так! ...А левую руку, признаюсь, продал. И, должен заметить, исключительно удачно: и кормит она меня, и поит, и одевает! Вот за этот костюм чуть не сотню отдал!

— И что за последнее время сделала левая твоя?

— Показать? Вот! — он достал кефир в бумажной упаковке, поставил на стол.

— Так она же... пустая? — удивился я.

— Ну! — гордо проговорил Кузя.

— Так ты хочешь сказать... что ты оформил ее?

— Ну!

— Так это же знаменитая вещь!

— А ты думал?! — Кузя горделиво оглянулся по сторонам со своей башни.

Изящная вощеная пирамидка, окаймленная двумя зелеными гирляндами клеверных листиков.

— А почему ты тут клевер изобразил?

— Так корова же клевер ест!

— Глубоко копнул! Жаль только, что без подписи! — я повертел упаковку. — ...А ты подписывай!

— А что — это идея, — скромно откликнулся он. — Пойдем тут... в одну молочную закусочную. Уж там-то знают меня! Уж настолько я знаменит!

И действительно — только мы с ним пришли в ближайшую молочную закусочную, как сразу же нас провели к директору, и тут же были вынуты из холодильного шкафа свежайшие кисломолочные продукты.

Кузя чуть пригублял, кочевряжился: