Новая семья - [8]
— Маня! Это еще что такое? Как называют того, кто берет, присваивает себе чужое добро? Сейчас же в угол! Останешься без сладкого. Ну, живо!
Сконфуженной Мане оставалось только повиноваться. Багрово краснея, она встала из-за стола.
— Видно, что папаши дома нет нынче. Безобразие какое за столом делается! Слуга покорный, оставаться здесь с вами больше не буду.
И Митинька, пользуясь привилегиями старшего сына, демонстративно громко двинул своим стулом и вышел из столовой, на ходу крестясь на образ и буркнув себе под нос «благодарю».
После обеда Вася немедленно прошел на кухню помогать Софке мыть посуду.
Это заняло, вместе с уборкой самой кухни, около двух часов. Затем приехал батюшка. Надо было ставить самовар, разогревать обед для главы семейства.
Незаметно прошел вечер. В девять часов пришлось укладывать спать Лешу. А потом долго рубить дрова в сенях и приготовлять растопки для завтрашнего утра.
Только в одиннадцать часов вечера, когда весь дом спал крепким сном, Вася мог принадлежать на часок самому себе. Тихими, усталыми шагами прошел он к себе в уголок, в дальнем конце коридора, между платяным шкапом и комодом, где спал на старом батюшкином полушубке, положенном вместо матраца на сундук. Теперь только, уставший до полусмерти, мальчик вздохнул свободно. Но о сне Вася сейчас и не думал даже. Ему предстояла еще долгая, хотя и сладкая обязанность, которую он выполнял ежедневно, каждый вечер, когда все укладывалось и затихало в доме. Это уже длилось недели две с того момента, как стала затихать понемногу его острая скорбь по матери и душу мальчика захватила та ненасытная жажда, которою он страдал всегда. Жажда знаний, ученья…
С тех пор как началась его лихорадочно-рабочая жизнь в доме священника, нечего и говорить о том, что занятия в школе Васи должны были прекратиться. Не было теперь ни малейшей возможности посещать мальчику школу. Но сам Вася хорошо знал цену книжным знаниям и даже теперь старался не забыть того, что было пройдено им за два года учения в школе. Долго лежал он с открытыми широко глазами, перебирая в мыслях все то, что учил за эти последние два года, припоминал до тех пор, пока не подкрадывался сон и не смыкал усталых глаз ребенка. А с рассветом начиналось то же, что было позавчера, вчера и нынче. Чего надо было ожидать и завтра… Вася выбивался из сил, стараясь своим трудом отплатить за хлеб за соль приютившему его доброму человеку.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Было воскресенье. Только что вернулись из церкви всей семьей и готовились приступить к праздничному пирогу. Девочки с яркими ленточками в косичках, мальчики с особенно тщательно причесанными и густо смазанными помадой волосами. Батюшка, уставший после продолжительной службы с молебнами и акафистом, чувствовал себя нынче несколько разбитым.
— А где же Вася? — обводя стол глазами и не видя приемыша, обратился он к остальным детям.
— Бегает, верно, с мальчишками на улице! — без малейшей запинки сказал, как отрезал, Киря.
— Вася бегает на улице? Опомнись, что ты говоришь, Кирилл! — возмутился отец Паисий.
— А то нет? Я сам видел, как он…
— Вот неправда-то… — вступилась за мальчика тихая Люба. — Вася на могилку к матери из церкви прошел, и ты напрасно на него сочиняешь. Нехорошо, Киря. Не виноват Вася, что лучше тебя знает историю.
— Как, что лучше Кирилла знает? — удивился батюшка. — Что это значит, расскажи, Люба.
Но Любочке показалось, что и так она сказала больше, чем следовало бы, и она сидела теперь красная от смущения. Как всегда, в таких случаях выступил в качестве оратора Митинька. К большому стыду и негодованию Кири, он рассказал подробно отцу о недавнем посрамлении брата в области знания истории.
— Ай учится же Киря, папаша, кстати сказать, преотвратительно, давно вам пожаловаться на него собирался, — заключил свой рассказ Митинька.
По лицу отца Паисия проползла печальная усмешка. Увы, он и сам давно знал о нерадении и лени второго сына и давно уже думал о том, как помочь делу и исправить мальчика. Сейчас же эта мысль особенно настойчиво докучала священнику.
— Кирилл и ты, Василий, подойдите сюда! — позвал он мальчиков по окончании обеда, к концу которого подоспел и Вася. Те подошли и остановились покорно около его кресла.
— А ну-ка, Вася, что ты знаешь, например, про выход евреев из египетского плена? — совсем неожиданно обратился к приемышу отец Паисий.
Этот внезапный вопрос смутил Васю. Он покраснел до ушей. Но тем не менее, покорный всегда тому, что требовалось от него старшими, он и сейчас начал трепетным голосом рассказывать то, о чем спрашивал его отец Паисий.
— Хорошо, хорошо, — одобрял Васю добрый священник, — очень хорошо, мой мальчик, видно, сильно любил ты свою мать и не хотел огорчать ее плохими занятиями в школе, что так хорошо запомнил все пройденное там.
— Ну-ка, а ты, Кирилл, что можешь мне рассказать, например, о Навуходоносоре?
Киря, помнивший о Навуходоносоре столько же, сколько о прошлогоднем снеге, совсем ошалел от неожиданности при этом заданном ему вопросе. Маня, всегда старавшаяся прийти на выручку любимому брату, старалась во что бы то ни стало сделать это и сейчас. Но, увы! И сама Маня была мало осведомлена об истории вавилонского владыки, потому что совсем уже неудачно, к полному посрамлению Кири, она из-за спинки отцовского кресла подсказала невпопад:
