Новая русская сказка - [4]

— Ну… э… я… хотел просто… э… — я совсем растерялся.

Царевна подошла ко мне и на всякий случай пнула сидящего Иванушку ногой. Я ойкнул, взревел и вскочил на ноги. Конечно, она красотка, спору нет; но я не люблю, когда меня оскорбляют. Пинок — это уже слишком. Я схватил ее за руку, она снова нанесла мне удар; я толкнул ее, и пошло-поехало…

Пришел в себя я лишь тогда, когда меня оттащили от этой зеленоглазой змеюки. Сначала чуть было не задохнулся от возмущения, потом привел себя в порядок, встал, отряхнулся и демонстративно отвернулся от царевны. Мельком успел увидеть ее лицо… боже! Оно так и оставалось спокойным, а глаза были похожи на зеленый лед! Я закашлялся (от удивления ли?), но сделал вид, что песка наглотался.

— Ну что, Иванушка? — услышал позади елейный голос. — Поприставал к самой Василисе Прекрасной?

— Так это ты?! — осенило меня. — Легенда Руси, Мисс Мира прошлого года?!

— Да, — проронила Василиса сзади.

— Хм, — ответил я.

— Больше не смей так делать, понял? — злобно шикнула девушка.

Я лишь рыкнул в ответ. Ох уж, эти девчонки!

— Ладно вам, спорщики! — остудил нас царь. — Ну что, Иван, выбрал?

— Бог с ним, — махнул я рукой. — Возьму Анастасию. Тем более, я ей понравился.

— Ну вот. Пошли… теперь о деле, — Горох понизил голос. — Похитили, как ты знаешь, ковер-самолет. Самый обычный ковер-самолет, так что работа вроде бы несложная. Но дело в том, что подозреваемый… он, в общем…

— Кто? — попытался я отшутиться.

— Кощей, — вздохнул Горох.

Я недоумевал.

— Бессмертный, — подтвердил царь. — Именно поэтому никто и не хотел…

— Но зачем Кощею ковер-самолет? — удивился я.

— Он планирует захватить сперва Русь, а затем и весь мир при помощи своих алхимических препаратов, и для скорой доставки необходимых веществ ему нужен ковер. Ты все еще согласен?

Все равно глупо звучит. Кощей, насколько я знаю, не алхимик. И вообще в химии не сильно сечет. А вот в физике… к тому же, одним ковром не отделаешься: его легко расстрелять, порвать, вывести из строя, да и полно их, ковров-самолетов, по всему миру. Что ему, своего мало? Но все же я поверил Гороху и сказал:

— Да. Я согласен. Идем.

* * *

Перед уходом Горох снарядил меня всем необходимым из того, что нашлось в казне: последняя модель карманного пулемета, прослушивающее устройство, карта Сказочной Руси, прибор ночного видения, очки с лазерными лучами и встроенной инфракрасной камерой, скатерть-самобранку и много чего другого. И сапоги-скороходы. Насчет них царь сказал: "Пользуйся как можно реже, а лучше — используй лишь в крайних случаях. Во-первых, они могут… эээ… кончиться, а во-вторых… а, ладно. Чего там!"

Провожать меня вышел царь, вышли приехавшие в столицу по такому случаю отец с матушкой, оба брата и царевны, включая Анастасию. Как и в прошлый раз, не было только Василисы. Обняв меня на прощание, матушка дала мне шкатулку и посоветовала:

— Открой ее, если вдруг попадешь в беду и некому будет выручить.

— А что там? — полюбопытствовал я.

Но матушка ласково прикрыла мне рот кончиками пальцев и ответила:

— Узнаешь. Только не открывай без надобности, а то случится беда…

— Понимэ, — хмыкнул я.

Попрощавшись со всеми царевнами по очереди, крепко обняв батюшку, пожав руку царю Гороху, я повернулся и вместе со всем своим снаряжением зашагал прочь, туда, где, по словам царя, находился замок Кощея…

Просто так идти скучно, и я запел свою любимую дорожную песню:

Как обманчивы дороги,

Неизвестные пути.

Их на свете очень много,

Не дано их все пройти.

Но уводит вас далеко

Безобидный поворот.

Незнакомая дорога

За собой вослед ведет…

Видит глаз, и сердцу жутко,

Ну а ноги все идут.

Вот такая, братцы, шутка:

Приключения не ждут!

И, словно в такт моей песне, то покачивались над головой лесные кроны, то играло ясными золотыми лучами красно солнышко, то громко и мелодично пели в густых дубравах птицы… Три дня и три ночи шел я. Прошел два города, пять деревень, несколько поселков городского типа. Не раз переходил вброд реки и болота, дважды или трижды встречал калик перехожих. И вот, пройдя славный Демидов-град, оказался я в дремучей чаще Покрышкина леса.

Много слышал я о Покрышкином лесе и плохого, и хорошего, но еще никто не говорил, что не знает этого леса. Он весь, от конца до начала, чудной. Начать хотя бы с названия. А произошло оно так. Жил в этом лесу боярин (странно, правда?) по имени Кириллий Покрышкин. И жили с ним вместе в лесном тереме две женщины: сестра и жена. Жена его, Ладушка, добрая была да ласковая, и мужа своего более всего на белом свете любила. А сестра, Мара, злая была и грубая. И очень она своего брата к Ладушке ревновала. Что ни день закончится, красно солнышко к закату клонится, а Мара встанет под окном и наговаривает: "Не ходи к Ладушке, не гляди в сини очи — погубит она тебя, точно говорю!" А Кириллий ей в ответ: "Да разве же может она мне чего злого сделать? Она ж любит меня аки черная ночь — ясный месяц. Нет, не верю я тебе, Мара". Мара же все свое: "погубит" да "погубит". Но не верит ей брат. И решилась тогда Мара на черное дело. Коли уж Кириллий не соглашается, тогда она убьет Ладушку. И, чтобы никто не догадался, подсыпала она в вино, что красавица пила вечером за ужином, яду змеиного да волчьей ягоды. Подала Мара вино к столу и говорит: "Пейте, дорогие!" И поставила она Кириллию простое вино, а Ладе — отравленное. Да только догадался Кириллий обо всем. Взял он вино у Ладушки и выпил его сам… долго плакала Ладушка слезами горючими, а Мара вторила ей слезами солеными. Падали ладины слезы на землю, и где они падали, там цветы расцветали. Падали марины слезы на землю, и где они падали, там тернии черные, колючие поднимались. А боярина к лику святых причислили и похоронили под трехсотлетним дубом. Через век там, где похоронен был Покрышкин, родник забил. Назвали его Покрышкиной Кладезью, а по нему и весь лес — Покрышкиным.