Новая надежда России - [110]

Не буду лукавить, утверждая, что такой взгляд было просто выдержать. Спустя несколько секунд игры в гляделки (а я физически ощущал, что мой противник видит меня так же хорошо, как и я его), я позорно опустил глаза вниз и чуть не вскрикнул от изумления. Прямо у моей железной ступни, почти у самого пола, в воздухе висел – так мне показалось – стеклянный кокон, внутри которого было ясно различимо неподвижное тело девушки. Она была завернута в белую ткань, глаза на неподвижном лице закрыты, но она не была мертва, а просто находилась без сознания или под наркозом – об этом можно было судить по живому, розовому цвету кожи и еле заметному дыханию, слабо приподнимающему грудь. И это была Надя, моя Надя, без сомнения – та, за которой я гнался всё это время, и наконец-то она очутилась так близко ко мне – наклонись и бери рукой!

Каюсь, именно это я и попытался сделать, на радостях позабыв об окружающей меня действительности. И отвлекшись, совершенно упустил момент, когда лампа перед моим лицом сменила цвет с красного на зеленый, а боевая машина президента начала стремительный и неумолимый разбег, рванувшись по кратчайшей траектории ко мне через весь зал, – и уже в движении занося над головой тяжелый многометровый клинок. Вскинувшись на грохот металлических ног, оставлявших на бетонном полу глубокие выкрошенные впадины, я едва успел податься в сторону, и разящий удар меча пришелся не в самую середину туловища, как было намечено, а по правому плечу, попутно вспоров толстую бронь ворот за моей спиной. Рука, принявшая этот немыслимый натиск, отлетела далеко в сторону, искря разорванными проводами, а оставшаяся часть робота грузно рухнула на бок, огласив пространство зала оглушительным лязгом. Мне самому внутри кабины тоже пришлось несладко. Я повис на ремнях, ошеломленно вертя головой, но сказалась прежняя подготовка: засунув усилием воли дрожь от первого потрясения куда подальше, я быстро сориентировался, убедился, что по-прежнему владею управлением, и в дальнейшем был уже начеку.

Увидев, что мой робот неподвижно лежит у стены зала, Владимир Владимирович развернул машину и одним прыжком подскочил ко мне, вновь занося руку и готовясь нанести решающий удар. Однако тут возникла помеха: клинок был неподвижно приварен к конечности и не был приспособлен для колющих движений – им можно было только рубить наотмашь. Чтобы достать мою распластавшуюся по полу машину, ему пришлось неудобно наклониться, да еще отвести руку вперед, опасно вынося центр тяжести наружу – и вот тут-то, в этом неустойчивом положении он получил от меня подсечку ногой под колено. Мой расчет оправдался полностью – теперь уже робот соперника всей массой, высекая искры и теряя разлетающиеся во все стороны мелкие детали, плашмя грохнулся на пол, а я использовал полученную передышку для того, чтобы попытаться принять вертикальное положение.

Это удалось не без труда; вдобавок, как только я выпрямился, выяснилось, что отсутствие одной из двух тяжелых рук катастрофически нарушает равновесие: машину постоянно вело в сторону, и непрерывные отчаянные попытки выровнять её отнимали массу сил и внимания. Вражеский робот тоже неуклюже ворочался на полу, пытаясь подняться. Из-за непропорционально широких плеч и узкого зада, к которому крепились нижние конечности, это получалось у него ещё хуже, чем несколькими секундами ранее у меня. Пока что меня спасало то, что эти идиотские механизмы, родившиеся словно в воспаленном воображении обкурившегося японского аниматора, имели своей единственной задачей устрашение и демонстрацию показного могущества – причем даже не настоящим врагам, а собственным патриотам, по детски любящим вооруженных роботов, – и совершенно не были предназначены для реального боя. Решив продлить, сколько можно, затянувшийся паритет, я открыл огонь по барахтавшейся туше из пулемета, прикрепленного к левой, невредимой руке.

Президент рефлекторно закрылся широким бронированным локтем от звякавших по металлическому телу пуль, но видно было, что они не причиняют ему никакого вреда – на это защиты хватало с избытком. Расстреляв боезапас, я замер в растерянности – непонятно было, что делать дальше. Моих возможностей передвигаться еле хватало, чтобы держаться у стены – не было и речи о том, чтобы подойти к машине противника и постараться нанести ей какие-то осознанные повреждения. Хотя…

Оттолкнувшись от стены здоровой рукой, и с трудом сделав несколько неуверенных, пьяных шагов, я размашисто, как убитый выстрелом в затылок Железный Дровосек, повалился всем телом на машину президента. Это, очевидно, не нанесло ему особого ущерба, кроме легкого сотрясения или, может быть, контузии, но он явно не ожидал моего маневра. Вдобавок, теперь ему было вдвойне сложнее поставить своего робота на ноги. На короткий момент стекла наших кабин сблизились: я увидел искаженное бешенством лицо Владимира Владимировича с источающими ярость глазами – он-то давно, видно, привык, что любая задача дается ему легко и без усилий, – и не удержался от того, чтобы с торжествующей издевкой показать ему язык.