Новая Магдалина - [13]

— Грэс Розбери, — назвалась она.

Только что слова эти сорвались с ее губ, как она отдала бы все на свете, чтобы вернуть их.

— Мисс? — спросил Орас, улыбаясь.

Она могла ответить ему только наклонением головы.

Он написал: «Мисс Грэс Розбери», подумал с минуту, а потом прибавил вопросительно: «Возвращающаяся к своим друзьям в Англию?».

К ее друзьям в Англию! Сердце Мерси замерло, она молча опять ответила наклоном головы. Он написал эти слова после имени и опрокинул песочницу на еще не просохшие чернила.

— Этого довольно, — сказал он, вставая и подавая пропуск Мерси, — я проведу вас сам через боевые порядки и устрою, чтобы вас отправили по железной дороге. Где ваши вещи?

Мерси указала на дверь дома.

— В сарае, на дворе, — ответила она. — У меня вещей немного, я могу все сделать сама, если часовой пропустит меня через кухню.

Орас указал на бумагу, которую держал в руке.

— Вы можете идти теперь куда хотите, — сказал он. — Где мне вас подождать, здесь или на дворе?

Мерси недоверчиво взглянула на Игнациуса Вецеля. Он продолжал свой нескончаемый осмотр трупа на постели. Если она оставит его одного с Голмкрофтом, нельзя узнать, что этот ненавистный старик скажет о ней. Она ответила:

— Подождите меня на улице. Пожалуйста.

Часовой отдал честь и отступил при виде пропуска. Все французские пленные были уже перевезены. В кухне оставалось только человек шесть немцев, почти все они спали. Мерси взяла одежду мисс Розбери из угла, в котором она была повешена сушиться, и пошла к сараю, грубой деревянной постройке, пристроенной к стене домика. У передней двери она встретила второго часового и во второй раз показала свой пропуск. Она спросила этого солдата, понимает ли он по-французски. Тот ответил, что немного понимает. Мерси дала ему денег и сказала:

— Я буду укладывать мои вещи в сарае. Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы мне никто на помешал.

Часовой поклонился в знак того, что он понял. Мерси исчезла в темном сарае.

Оставшись один с доктором Вецелем, Орас приметил, что странный старик все еще стоит, внимательно склонившись над англичанкой, убитой осколком гранаты.

— Разве есть что-нибудь замечательное, — спросил он, — в смерти этой несчастной женщины?

— Ничего такого, о чем стоило бы писать в газетах, — возразил доктор, продолжая свои исследования внимательнее прежнего.

— Интересно для доктора? — сказал Орас.

— Да. Интересно для доктора, — последовал грубый ответ. Орас добродушно принял намек, заключавшийся в этих словах. Он вышел из комнаты в дверь, ведущую на двор, и ждал очаровательную англичанку, как ему было велено, на улице.

Оставшись один, Игнациус Вецель, осторожно осмотревшись вокруг, расстегнул верхнюю часть платья Грэс и приложил свою левую руку к ее сердцу. Вынув из кармана жилета другой рукой небольшой стальной инструмент, он старательно приложил его к ране — приподнял часть разбитой и прижатой кости черепа и ждал результата.

— Ага! — закричал он, обращаясь с дикой веселостью к бесчувственному существу, лежавшему перед ним, — француз говорит, что ты умерла, милочка, он говорит? Француз осел!

Он приподнял голову и позвал с кухни:

— Макс!

Сонный молодой немец в переднике от подбородка до ног отдернул занавесь и застыл ожидая приказаний.

— Принеси мне мой черный мешок, — сказал Игнациус Вецель.

Отдав это приказание, он весело потер руки и отряхнулся, как собака.

— Теперь я совершенно счастлив, — закаркал странный старик, косясь на постель своими свирепыми глазами.

— Моя милая умершая англичанка, я отдал бы все деньги, какие у меня есть, только бы не пропустить этой встречи с тобою. А! Проклятый французский шарлатан, ты называешь это смертью, называешь? А я называю это приостановленным движением дыхания от сдавливания мозга!

Макс подошел с черным мешком.

Игнациус Вецель выбрал два страшных инструмента, блестящие и новые, и прижал их к своей груди.

— Сынишки мои, — сказал он нежно, точно будто это были его дети, — мои милые сынишки, принимайтесь за работу!

Он повернулся к своему помощнику.

— Помнишь сражение при Сольферино[2], Макс, и австрийского солдата, которому я сделал операцию на голове?

Сонные глаза помощника раскрылись широко, он, очевидно, заинтересовался.

— Помню, — сказал он, — я подержу свечу.

Доктор подошел к кровати.

— Я недоволен результатом операции при Сольферино, — сказал он, — с тех самых пор мне хотелось попробовать опять. Правда, я спас жизнь этого человека, но мне не удалось возвратить ему рассудок. Должно быть, операция была сделана не так, или в человеке оказалось что-нибудь неладное. Что бы то ни было, а он будет жить и умрет сумасшедшим. Посмотри, Макс, на эту милую молодую девицу, лежащую на постели. Она доставляет мне именно то, чего мне было нужно, теперь повторяется опять случай при Сольферино. Ты опять будешь держать свечу, мой добрый мальчик, стой здесь и смотри во все глаза. Я попытаюсь, не могу ли на этот раз спасти и жизнь и рассудок.

Он снял манжетки со своих рукавов и начал операцию. Когда его страшный инструмент дотронулся до головы Грэс, раздался голос часового у ближайшего форпоста, произносивший то слово по-немецки, которое позволяло Мерси сделать первый шаг на пути в Англию.