Новая идеология: голодомор - [37]

После краха СССР украинский национализм распространился как идеология за пределы Западной Украины и украинской эмиграции на центр и восток Украины. Теперь, после торжества «оранжевой революции», мы видим доминирование на Украине именно той версии украинского национализма, которая была сформулирована в годы холодной войны. Элементом этого модернизированного национализма и является культ голодомора. По сути, этот культ – главное гуманистическое, даже моральное обоснование конфликтности ныне независимой Украины с Россией. Через геноцид гуманистическая культура переступить не может. Переступить – значит потерять моральность и рухнуть во внутренних конфликтах...

Почему все же идеология голодомора закрепилась в современной Украине? Каково ее место в структуре современной идентичности и к каким последствиям это ведет современную украинскую культуру и государственность?

Прежде всего, голодомор существует не сам по себе, а в контексте других идей. Суть этих идей – антисоветская формула украинской идентичности. Постепенно, по мере отдаления от эпохи существования СССР и ослабления значения советских элементов культуры, в украинской национальной идеологии нарастает отмежевание от российскости и русскости. Но в целом нынешний украинский национализм сформулирован в эпоху существования СССР и до сих пор является прежде всего антикоммунистическим и антисоветским комплексом идей. Именно антисоветскость, а не антирусскость современной Украины подчеркивается государственным культом голодомора.

Голодомор понимается как политика советской власти, нацеленная на уничтожение Украины как идеи и украинцев как народа. Через этот концепт в украинский националистический комплекс вовлекаются антисоветизм и антикоммунизм, на какой бы основе они ни возникали. Через признание факта голодомора украинскому национализму может искренне сочувствовать и еврей, и русский, и немец, и либерал, и националист, и клерикал, и лишенный устойчивой идентичности обыватель.

Голодомор, введенный в контекст украинского национализма, развивает западноукраинскую версию украинской идентичности. Западноукраинский крестьянский традиционализм, не знавший коллективизации начала 1930-х годов, не может не сочувствовать тем, кто погиб в начале 1930-х годов от голода.

Через голодомор происходит не только моральная поддержка западноукраинского села в момент, когда оно брошено в нищету и переживает массовый исход трудоспособного населения за границу. Через голодомор моральная часть западноукраинской крестьянской культуры интегрируется в общую украинскую идентичность и культуру, придавая ей устойчивость.

Голодомор как часть новой западноукраинской идентичности хотя бы на мифологическом уровне позволяет гуманизировать бандеровца – радикального националиста, носителя украинской антисоветской идентичности. Исторически бойцы УПА и активисты ОУН были убийцами, реально практиковавшими геноцид: неоспоримый факт, что возникновение УПА сопровождалось немедленной резней поляков везде, где она действовала, и что евреи в Западной Украине были убиты в первую очередь руками местных полицейских, ушедших затем преимущественно в УПА.

Последующие исторические события не дали УПА возможности создать независимое украинское государство, но западноукраинский крестьянин хорошо знает, что пусть государство создать не удалось, но поляков и евреев больше рядом нет, а убиты они были вон тем дедом или его братьями, которых потом убили «энкавэдисты» в сорок девятом году.

Реальная память про УПА и реальный образ бандеровца в западноукраинской идентичности – это образ жестокого и хитрого победителя. Это городская интеллигенция могла мечтать об украинской независимости, гимне, гербе и государственном языке. Украинский крестьянин видел бойца УПА иначе: мобилизованный в УПА местный, который, взяв винтовку, не шел далеко от села, а решал, пользуясь ситуацией, застарелую местную, а то и личную проблему – убивал местного поляка, еврея, иногда «москаля». А потом, когда пути назад к мирной жизни уже не было, становился беспощадно жестоким убийцей (к слову, впоследствии обычно убитым при помощи кого-то еще из местных – это, правда, в широко распространенный миф не включено).

Образ УПА в западноукраинской деревне – это образ скорее махновского толка, образ защитника украинской традиционной культуры в родной местности от конкретных чужих, врагов. Образ сопротивления украинской деревни городу как таковому. Образ скорее антигосударственной, анархической, контркультурной идеологии, и потому запредельно беспощадной, дабы и этой кровожадностью город хотя бы напугать, если не удается от города отбиться...

Бандеровец перестает быть в народной памяти убийцей. Он становится защитником западного украинца от страшного «москаля»-коллективизатора, забирающего у крестьянина последние крохи крупы. Забытая жестокость бандеровца накладывается на умирание деревни в силу урбанизации и исхода украинцев на Запад. Новые поколения наполняют образ бандеровца чертами благородного гуманиста с автоматом (вспомним фильм «Железная сотня»).

Вряд ли западноукраинская деревня, приняв культ голодомора в 1990-х годах, откажется от этого культа сейчас. Видимо, с этим культом она и умрет, когда урбанизация и трудовая эмиграция добьют ее вконец.