Новая идеология: голодомор - [3]

Прагматическое понимание смысла голодомора как сильного концепта для объединения восточноевропейцев против советского наследия позволяет видеть в нем идейного «союзника» радикальных либералов – крестьянский страх перед модернизацией, зафиксированный в страхе неизбежного, организованного «городом», коммунистами, «евреями», «русскими», подразумевает идеализацию «фермерского пути», «единоличника», «хозяина». Это именно те образы, которые столь дороги либералам, и особенно постсоветским либералам, нацеленным на разрушение любых форм социальной солидарности, которые и навязали бывшему СССР и всему бывшему восточному блоку радикальные реформы.

Крестьянский индивидуализм имеет мало общего с принципом свободы личности, заложенным в либерализм. Но антисоциальную идеологию для короткого периода схватки против «СССР» или «России» создать на этой основе оказалось возможно.

Несомненно, то, что голодомор позволяет развернуть к националистическому развитию именно украинцев, очень важно с прагматической точки зрения. Здесь ясно просматривается концепт Бжезинского об Украине как о главном препятствии для воссоздания в Евразии сильного российского государства.

Наконец, важно и то, что национализм в Восточной Европе в послевоенные годы развивался в основном в эмиграции и как бы законсервировался. Группы эмигрантов своей корпоративной традицией были связаны в основном с коллаборантами времен Второй мировой войны и помнили свои народы как крестьянские. Для них время словно остановилось: вышиванки, «наш народ угнетен и страдает», «разогнуть спину», «родная сторонка», «хата», «колыбельная матери над люлькой под потолком дедовской хаты», Шевченко, гайдамаки, лесные братья... В послевоенные годы все эти стандартные образы в среде эмигрантских общин националистов модернизированы не были. Внутри СССР антисоветский национализм концентрировался либо в небольших группках гуманитарной интеллигенции, в основном связанной с литературным творчеством на национальном языке, либо в среде крестьян на уровне крестьянской ксенофобии. Тесной связи между эмигрантскими общинами, городскими гуманитарными интеллигентами и сокращающейся в ходе урбанизации крестьянской массой не было. Таким образом, сейчас мы имеем в основном немодернизированный, неспособный писать реальность своих обществ архаичный восточноевропейский национализм, и особенно хорошо это видно на самом масштабном его примере – украинском.

Концепт голодомора, как и концепт коллаборантов как героев, – это концепт из иной эпохи. Но другого национализма в Восточной Европе нет. И с этим надо считаться.

Голодомор – неизбежный концепт украинских националистов, и уже по этой причине он снискал поддержку внешних союзников оранжевых революционеров. Например, США.

Однако у голодомора есть и другая сторона: он развивался вместе с героизацией коллаборантов, и тем самым в Восточной Европе по мере усиления национализма был создан большой пласт стран, народов, культур, которые являлись носителями идеи ревизии итогов Второй мировой войны и реабилитации нацизма.

Нацизм, точнее расизм, – это старая болезнь европейской цивилизации. Тема неравенства являлась предметом дискуссий еще в Античности. Есть ли душа у раба? Раб – это вещь или же раб – такой же человек, как свободные люди? В эпоху христианства эта проблема звучала иначе: есть ли душа у индейцев, негров, язычников и т. д.? С развитием науки и секуляризацией Европы эта проблема зазвучала в новых формулировках – аристократы и простолюдины имеют разную температуру тела, разные народы происходят от разных «обезьян», высшая форма национальной самостоятельности – выведение с помощью евгенических, например, методов существа с соматической природой, качественно более совершенной, чем у остальных людей и т. д. В любом случае, подразумевается право одних людей владеть другими людьми как вещами, подразумеваются рабовладение и работорговля.

Расизм подобен вирусу опасной болезни – он проник в тело европейской культуры, укоренился в нем, он вырывается на поверхность, охватывая собою культуру в периоды ее ослабления. Вирус модифицируется и превращается в болезнь в новых формах. Немецкий нацизм – это всего лишь одна из исторических форм расизма. Работорговля или то, что устроили европейцы при освоении Америки, – абсолютно та же болезнь, но в иную эпоху и в иных формах.

И сейчас расизм может проявиться в новых формах, например, внешне либеральных, раз уж европейская цивилизация использует либеральный понятийный «аппарат» и «терминологию». Расшатывание моральной основы современной европейской общности – однозначного осуждения нацизма – это шаг в сторону высвобождения вируса расизма для его превращения в новую форму болезни европейской цивилизации.

Главное, что делает концепт голодомора, – убирает понятие морали из основы современной европейской идентичности. Ведь если через голодомор морально оправдывается коллаборация нацистам, значит, взятие Берлина и послевоенная денацификация более не могут однозначно считаться абсолютно моральными актами. Формирование в Восточной Европе целой группы стран, придерживающихся подобного взгляда, создает политическую базу для противников европейской интеграции и существования Европы в качестве гуманистического проекта, и даже – как единого интегрированного пространства.