Новая Европа Скотт-Кинга. Рассказы - [34]

Леди Пибери сидела в малой гостиной и читала роман; с детства ей внушали, что благородной даме с утра читать романы тяжкий грех, и потому сейчас она все же чувствовала себя немножко виноватой. Она украдкой сунула книгу под подушку и поднялась навстречу Меткафу.

— А я как раз собиралась выйти, — сказала она.

Меткафу было не до учтивости.

— У меня ужасные новости, леди Пибери, — начал он без предисловий.

— О Господи! Неужто у бедняги Кратуэла опять недоразумения с бойскаутским счетом?

— Нет. То есть да, опять не сходится на четыре пенса, только на этот раз они лишние, а это еще хуже. Но я к вам по другому делу. Под угрозой вся наша жизнь. На лугу Уэстмейкота собираются строить. — Коротко, но с чувством он рассказал леди Пибери о том, что видел.

Она слушала серьезно, сумрачно. Меткаф кончил, и в маленькой гостиной воцарилась тишина; только шесть разных часов невозмутимо тикали среди обитой кретоном мебели и горшков с азалиями.

— Уэстмейкот поступил очень дурно, — сказала наконец леди Пибери.

— По-моему, его нельзя осуждать.

— А я осуждаю, мистер Меткаф, сурово осуждаю. Просто не могу его понять. И ведь казался таким приличным человеком… Я даже думала сделать его жену секретарем нашего Дамского кружка. Он должен был прежде посоветоваться с нами. Ведь окна моей спальни выходят прямо на этот луг. Никогда не могла понять, почему вы сами не купили эту землю.

Луг сдавался в аренду за три фунта восемнадцать шиллингов, а просили за него сто семьдесят фунтов да плюс церковная десятина и налог на доход с недвижимости. Леди Пибери все это прекрасно знала.

— Когда он продавался, его любой из нас мог купить, — довольно резко ответил Меткаф.

— Он всегда шел заодно с вашим домом.

Мистер Меткаф понял: еще немножко и она скажет, что это он, Меткаф, поступил очень дурно, а ведь всегда казался таким приличным человеком.

И в самом деле, мысль ее работала именно в этом направлении.

— А знаете, вам еще сейчас не поздно его перекупить, — сказала она.

— Нам всем грозит та же беда, — возразил мистер Меткаф. — По-моему, надо действовать сообща. Ходж, когда прослышит про это, тоже не очень-то обрадуется.

Полковник Ходж прослышал и, конечно, не очень-то обрадовался. Когда мистер Меткаф вернулся домой, тот его уже поджидал.

— Слыхали, что натворил этот негодяй Уэстмейкот?

— Да, — устало ответил Меткаф, — слышал.

Беседа с леди Пибери прошла не совсем так, как он надеялся. Эта дама вовсе не жаждала действовать.

— Продал свой луг каким-то спекулянтам-подрядчикам.

— Да, я слышал.

— Странное дело, а я всегда думал, что этот луг ваш.

— Нет, не мой.

— Он всегда шел заодно с домом.

— Знаю, только мне он был ни к чему.

— Ну вот, а теперь все мы попали в переделку. Как вы думаете, они продадут его вам обратно?

— Еще вопрос, хочу ли я его покупать. Они, наверно, запросят за него как за участок под застройку — семьдесят, а то и восемьдесят фунтов за акр.

— Может, и побольше. Но, помилуйте, приятель, неужели это вас остановит! Вы только подумайте, если у вас перед окнами вырастет целый дачный поселок, вашему дому будет грош цена.

— Ну, ну, Ходж, с чего вы взяли, что они понастроят дач?

— Не дачи, так виллы. Уж не собираетесь ли вы стать на сторону этих молодчиков?

— Нет, конечно. Что бы они тут ни построили, нам всем придется несладко. Я уверен, на них можно найти управу. Существует Общество защиты сельской Англии. Им это, наверно, будет небезразлично. Можно бы подать жалобу в Совет графства. Написать в газеты, обратиться в Отдел надзора за строительством. Главное — нам надо держаться всем заодно.

— Ну да, много от этого будет толку. Забыли, сколько всего сейчас строят в Метбери?

Мистер Меткаф вспомнил и содрогнулся.

— По-моему, это один из тех случаев, когда все решают деньги. Вы не пробовали прощупать леди Пибери?

Впервые за время знакомства мистер Меткаф ясно почувствовал, что полковник Ходж может быть грубоват.

— Пробовал. Она, понятно, весьма озабочена.

— Этот луг всегда назывался «Нижняя Хандра», — сказал полковник, возвратясь к своему прежнему, вдвойне оскорбительному ходу мысли. — Так что, в сущности, это не ее забота.

— Это наша общая забота, — возразил Меткаф.

— Не понимаю, чего вы ждете, скажем, от меня, — сказал полковник Ходж. — Мое положение вам известно. А всему виной наш священник — каждое воскресенье проповедует большевизм.

— Нам надо собраться и все обсудить.

— За этим дело не станет. Ближайшие месяца три у нас только и разговору будет что про это строительство.

Сильней всего грозная весть расстроила Хорнбимов. Они услыхали ее от поденщицы, которая дважды в неделю приходила из деревни грабить их кладовую. По простоте душевной она думала — все городские джентльмены будут рады, что их полку прибыло; Хорнбима она по-прежнему считала горожанином, несмотря на его бороду и домотканую одежду, и потому с гордостью сообщила ему эту новость: вот, мол, обрадуется.

Обитателей Старой Мельницы объяли тревога и уныние. Здесь не вспыхнул гнев, как в «Усадьбе», никто никого не осуждал, как в «Имении», никто не призывал к действию, как в «Поместье». Здесь воцарилась безысходная печаль. У миссис Хорнбим падали из рук горшки и крынки. Мистер Хорнбим уныло сидел за ткацким станком. То был час, который они обычно посвящали работе — сидели в разных концах бревенчатого сарая и занимались каждый своим ремеслом. В иные дни они напевали друг другу обрывки и припевы народных песен, а тем временем пальцы их хлопотливо мяли глину и направляли челноки. Сегодня они сидели молча и по примеру японских мистиков пытались отогнать новую напасть в небытие. Им это неплохо удалось с полковником Ходжем и его эрдельтерьером, с войной в Абиссинии и с очередным ежегодным приездом мистера Хорнбима-старшего, однако новая напасть не перешла в небытие даже к заходу солнца.