Новая алмазная сутра - [17]

Просто оставайся спокойной".

Как я могу быть достаточно чистой, чтобы войти в комнату Ошо?

В дни даршанов я обычно целый день принимала душ, до того, как чувствовала себя готовой.

Я почти смывала свою кожу.

Первое, что я сделала для Ошо, это подала ему чашку чая.

Чашку холодного чая! Я сделала чай и принесла ему в комнату, до того как Ошо был готов.

Он был все еще в ванной, принимая душ.

Я села на холодный мраморный пол, уставившись на поднос с чаем и думая, что делать.

Если я выйду из комнаты, чтобы сделать другую чашку чая, он может в это время выйти из ванны и подумать, где же его чай; так что я ждала и ждала.

В комнате Ошо было очень холодно.

В последние годы Ошо любил температуру двенадцать градусов Цельсия.

Куда бы Ошо ни переезжал, я чувствовала слабое благоухание камфоры или ментола.

Этот аромат был в комнате и в тот день.

Ошо был неожиданно здесь, проходя через комнату к своему креслу.

Он негромко засмеялся и поздоровался.

В этот момент я совершенно забыла ситуацию с чаем и подала ему чашку.

Он выпил его, как будто это был самый лучший чай, который он когда-либо пил и ничего не сказал, и только много позже он заметил, что я могла бы наливать чай после того, как он выйдет из ванной, а не до того.

Я была поражена его скромностью. Он легко мог сказать: "Эй! Холодный чай. Сделай мне другой".

Любой бы сделал так. Но он сделал все так, что я даже не почувствовала смущения.

На самом деле, я поняла, что случилось, только позднее.

"Возлюбленный Мастер, как человек дзен пьет чай?"

Ошо:

"Для человека дзен, все является священным, даже выпить чашку чая.

Что бы он ни делал, он делает это так, как будто находится в святом месте".

Ошо получал сутру или вопросы для дискурса около 7.45 утра.

Он начинал дискурс в 8 часов утра.

Я читала ему вопросы, он выбирал некоторые и подбирал несколько шуток, которые подходили к ним.

Чтение вопросов или сутр иногда так меня трогало, что я начинала плакать.

Я вспоминаю один раз, когда слезы текли потоком по моему лицу, и я не могла говорить.

Я сидела у его ног и смотрела на него, а он ждал, пока я продолжу.

Он специально повернул голову от меня и, не видя его глаз, я смогла собраться.

Я училась, что я не тело, не ум, но "не мои эмоции", это было более трудно.

Когда приходили слезы, я чувствовала, как они катятся по моему лицу и иногда я чувствовала себя отделенной, но была бессильна, что-либо сделать.

Для меня это всегда было трудным испытанием быть в такой ситуации без вмешательства моих эмоций.

Он сказал однажды обо мне, что я совершенный тип плачущей.

Было несколько случаев, когда Маниша, которая читала сутры и вопросы на дискурсах, заболевала, а потом Вимал, который ее заменял, тоже заболевал.

Несмотря на трудности, кто же будет читать (Ошо всегда предпочитал, чтобы читал английский голос) Ошо говорил: "Не Четана и не Вивек - они всегда плачут".

Зная, как близки были Ошо и Вивек в течение многих лет, мне было забавно видеть, что ее отъезд совсем не изменил его.

Он продолжал жить, как будто ничего не случилось.

Я никогда не видела человеческое существо, которое бы совершенно не изменялось новыми ситуациями вокруг него.

У него были вибрации и живость, которые никогда не менялись.

Не было настроений, просто постоянная река бытия.

Я видела, как это случалось со многими, многими людьми, так что это не только мое впечатление, что когда вы делаете что-то перед Ошо, самосознание человека становится таким огромным, что трудно даже просто ходить.

Он настолько спокоен, полон грации, настолько присутствует, что он действует как зеркало.

Просто открыть дверь - неожиданно я сталкивалась со многими трудностями: выбрать правильное время, чтобы не ударить его дверью в лицо, какой рукой, правой или левой, кланяться ли ему, когда он подойдет к двери.

В то же время это не вызывало напряжения, потому что Ошо был так расслаблен, что это просто давало вам хорошую возможность взглянуть на себя, когда вы делали что-то сознательно в первый раз.

Когда я начала совершать каждое действие сознательно, я чувствовала себя немного неуклюже.

Привычка делать вещи механически производит гораздо более гладкие действия.

Когда я передавала Ошо стакан воды, и при этом присутствовало сознание, это было несравненным подарком, быть близко к нему.

Может быть, это не кажется чем-то большим, но начать жить сознательно, для меня это самый ценный дар, который я когда-либо получала.

В тот день, когда Вивек позвонила и сказала, что она возвращается, Лакшми, взволнованная, примчалась в столовую, где Ошо в этот момент обедал, и сказала, что Вивек едет назад.

Ошо в это время разговаривал со мной; он повернулся, поблагодарил Лакшми за сообщение и потом продолжал то, что он говорил мне, не пропустив ни кусочка.

Я была ошеломлена - ни следа эмоции, ни искры в его глазах.

Он был живым примером того, о чем он нам говорил - любить без приклеивания и жить в моменте.

Насколько много Мастер видит, когда он смотрит на нас?

Проверяет ли он нашу ауру?

Читает ли он наши мысли?

Я думаю, нет.

Но, конечно, он видит вещи, которые я не могу видеть.

Однажды утром я сопровождала Ошо на дискурс.

Я зашла за ним в его комнату в 8 часов, шла за ним по коридору Аудитории Чжуан-Цзы, потом я села там и слушала, как он говорил в течение часа.