Новь - [57]

Очевидно, Сипягин обладал некоторыми из качеств, отличающих русских крупносановных людей.

После рыбы Валентина Михайловна, которая, с своей стороны, расточала все свои обаяния и приманки направо, то есть перед Соломиным, заметила по-английски через стол своему супругу, что "наш гость не пьет вина, может быть, он желает пива"...

Сипягин громко потребовал "элю", а Соломин, спокойно обратившись к Валентине Михайловне, сказал ей, что вы, мол, вероятно, сударыня, не знаете, что я с лишком два года пробыл в Англии - и понимаю и говорю по-английски; и что я вас об этом предупреждаю в случае, если б вам угодно было что-нибудь сказать по секрету в моем присутствии. Валентина Михайловна засмеялась и начала уверять его, что предостережение это бесполезно, так как он не услышал бы о себе ничего, кроме выгодного; сама же она нашла поступок Соломина несколько странным, но, по-своему, деликатным.

Калломейцев тут наконец не выдержал.

- Вот вы были в Англии, - начал он, - и, вероятно, наблюдали тамошние нравы. Позвольте спросить, признаете ли вы их достойными подражания?

- Иное - да, иное - нет.

- Коротко - и не ясно, - заметил Калломейцев, стараясь не обращать внимания на знаки, которые делал ему Сипягин. - Но вот вы сегодня говорили о дворянах... Вы, конечно, имели случай изучать на месте то, что в Англии называется landed gentry?

- Нет, я этого случая не имел, я вращался совсем в другой сфере, но понятие об этих господах себе составил.

- И что ж? Вы полагаете, что такое landed gentry у нас невозможно? И что, во всяком случае, не следует этого желать?

- Во-первых, я точно полагаю, что оно невозможно; а во-вторых - и желать-то этого не стоит.

- Почему же-с так-с? - проговорил Калломейцев. - Эти два "слово-ер" должны были служить к тому, чтобы успокоить Сипягина, который очень волновался и даже ерзал на своем стуле.

- А потому, что лет через двадцать - тридцать вашей landed gentry и без того не будет.

- Но позвольте-с; почему же-с так-с?

- Потому что в то время земля будет принадлежать владельцам - без разбора происхождения.

- Купцам-с?

- Вероятно, большею частью купцам.

- Каким это манером?

- А таким, что купят они ее - эту самую землю.

- У дворян?

- У господ дворян.

Калломейцев снисходительно осклабился. - Вы, помнится, говорили прежде то же самое о фабриках и заводах, а теперь обо всей земле?

- А теперь говорю обо всей земле.

- И вы, вероятно, будете этому очень рады?

- Нисколько, как я уже вам докладывал; народу от этого легче не будет.

Калломейцев чуть-чуть поднял одну руку.

- Какая заботливость о народе, подумаешь!

- Василий Федорыч! - закричал во всю голову Сипягин. - Вам пива принесли! - Voyons, Simeon! - прибавил он вполголоса.

Но Калломейцев не унимался.

- Вы, я вижу, - заговорил он опять,обращаясь к Соломину, - не слишком лестного мнения о купцах; но ведь они принадлежат, по происхождению, народу?

- Так что же-с?

- Я полагал, что все народное или относящееся к народу вы находите прекрасным.

- О нет-с! Напрасно вы это полагали. Народ наш во многом можно упрекнуть, хоть он и не всегда виноват бывает. Купец у нас до сих пор хищник; он и своим-то собственным добром владеет, как хищник... Что будешь делать! Тебя грабят... и ты грабишь. А народ...

- Народ? - переспросил фистулой Калломейцев.

- Народ - соня.

- И вы желаете его разбудить?

- Это было бы не худо.

- Ага! ага! вот как-с...

- Позвольте, позвольте, - промолвил повелительно Сипягин. Он понял, что наступила минута положить, так сказать, предел... остановить! И он положил предел. Он остановил!

Помавая кистью правой руки, локоть которой оставался опертым о стол, он произнес длинную, обстоятельную речь. С одной стороны, он похвалил консерваторов, а с другой - одобрил либералов, отдавая сим последним некоторый преферанс и причисляя себя к их разряду; превознес народ - но указал на некоторые его слабые стороны; выразил полное доверие к правительству - но спросил себя: исполняют ли все подчиненные его благие предначертания? Признал пользу и важностъ литературы, но объявил, что без крайней осторожности она немыслима! Взглянул на запад: сперва порадовался - потом усомнился; взглянул на восток: сперва отдохнул - потом воспрянул! И, наконец, предложил выпить тост за процветание тройственного союза: Религии, Земледелия и Промышленности!

- Под эгидой власти! - строго прибавил Калломейцев.

- Под эгидой мудрой и снисходительной власти, - поправил его Сипягин.

Тост был выпит в молчании. Воздушное пространство налево от Сипягина, называемое Неждановым, произнесло, правда, некоторый неодобрительный звук но, не возбудив ничьего внимания, затихло снова, и, не возмущенный уже никаким новым прением, обед благополучно достигнул конца.

Валентина Михайловна с самой прелестной улыбкой подала чашку кофе Соломину; он ее выпил - и уже искал глазами своей шляпы... но, мягко подхваченный под руку Сипягиным, был немедленно увлечен в его кабинет - и получил: сперва отличнейшую сигару, а потом предложение перейти к нему, Сипягину, на фабрику на выгоднейших условиях! "Полным властелином вы будете, Василий Федотыч, полным властелином!" Сигару Соломин принял; от предложения отказался. Он так и остался при своем отказе, как Сипягин ни настаивал!