Нежданов вопросительно, с недоумением посмотрел на Маркелова; но тот отвел свой взгляд в сторону, в угол. Его брови сдвинулись и закрыли зрачки; он кусал губы и жевал усы.
- Да, я решился! - повторил он, с размаху ударив по колену своим волосатым, смуглым кулаком. - Я ведь упрямый... я недаром наполовину малоросс. - Потом он встал и, шаркая ногами, точно они у него ослабели, пошел в свою спальню и вынес оттуда небольшой портрет Марианны под стеклом.
- Возьми, - промолвил он печальным, но ровным голосом, - это я когда-то сделал. Рисую я плохо; но ты посмотри, кажется, похож (портрет, сделанный карандашом, в профиль, был действительно похож). Возьми, брат; это мое завещание. Вместе с этим портретом я тебе передаю - не мои права... у меня их не было... а, знаешь - все! Я тебе все передаю - и ее. Она, брат, хорошая...
Маркелов помолчал; грудь его заметно поднималась.
- Возьми. Ведь ты на меня не сердишься? Ну, так возьми. А мне теперь уж ничего... этакого... не нужно.
Нежданов взял портрет; но странное чувство стеснило его грудь. Ему казалось, что он не имел права принять этот подарок; что если бы Маркелов знал, что у него, Нежданова, на сердце, он бы, может быть, ему этого портрета не отдал. Нежданов держал в руке этот маленький круглый кусочек картона, тщательно обведенный по черной рамке узкой полоской золотой бумаги, - и не знал что делать с ним.
- Ведь это тут целая жизнь человека в моей руке, - думалось ему. Он понимал, какую жертву приносит Маркелов, но зачем, зачем именно ему? А отдать портрет? Нет! Это было бы оскорбление еще злейшее. И, наконец, ведь ему дорого это лицо, ведь он любит ее! Нежданов не без некоторого внутреннего страха возвел глаза на Маркелова... не глядит ли тот на него - не старается ли уловить его мысли? Но Маркелов опять уставился на угол и жевал усы.
Старик слуга вошел в комнату со свечкой в руке.
Маркелов встрепенулся.
- Спать пора, брат Алексей! - воскликнул он.- Утро вечера мудренее. Дам тебе завтра лошадей, ты покатишь домой - и прощай!
- Прощай и ты, старина! - прибавил он вдруг, обратившись к слуге и ударив его по плечу.- Не поминай лихом!
Старик до того изумился, что чуть не выронил свечки, и взгляд его, устремленный на своего барина, выразил нечто другое - и большее, чем обычную его унылость. Нежданов ушел к себе в комнату. Ему было нехорошо. Голова его все еще болела от выпитого вина, в ушах звенело, в глазах мерещилось, хотя он и закрывал их. Голушкнн, Васька-приказчик, Фомушка, Фимушка вертелись перед ним; вдали образ Марианны, как бы не доверяя, не решался приблизиться. Все, что он делал и говорил сам, казалось ему такою фальшью и ложью, таким ненужным и приторным вздором... а то, что надо делать, к чему надо стремиться, неизвестно где, недоступно, за десятью замками, зарыто в преисподнюю...
И беспрестанно ему хотелось встать, сойти к Маркелову, сказать ему: возьми свой подарок - возьми его назад.
- Фу! Какая скверность жизнь! - воскликнул он наконец.
- На другое утро он уехал рано. Маркелов уже был на крыльце, окруженный крестьянами. Созвал ли он их, пришли ли они сами собою - Нежданов так и не узнал; Маркелов очень односложно и сухо простился с ним... но казалось, что он собирался сообщить им нечто важное.
Старый слуга тут же торчал с своим неизменным взором.
Тарантас скоро проскочил город и, выбравшись в поля, покатил лихо. Лошади были те же самые, но кучер - потому ли, что Нежданов жил в богатом доме, по другим ли соображениям, - рассчитывал на хорошую "на водку"... а известно: когда кучер выпил водки или с уверенностью ждет ее - лошади бегут отлично. Погода была июньская, хоть и свежая: высокие резвые облака по синему небу, сильный ровный ветер, дорога не пылит, убитая вчерашним дождем, ракиты шумят, блестят и струятся - все движется, все летит; перепелиный крик приносится жидким посвистом с отдаленных холмов, через зеленые овраги, точно и у этого крика есть крылья и он сам прилетает на них, грачи лоснятся на солнце, какие-то темные блохи ходят по ровной черте обнаженного небосклона... это мужики двоят поднятый пар.
Но Нежданов пропускал все это мимо... мимо... он и не заметил, как доехал до сипягинского именья, - до того им овладели думы...
Однако он вздрогнул, когда увидел крышу дома, верхний этаж, окно Марианниной комнаты. "Да, - сказал он себе, и тепло ему стало на сердце, - он прав - она хорошая - и я люблю ее".
XXII
Он наскоро переоделся и пошел давать урок Коле. Сипягин, которого он встретил в столовой, поклонился ему холодно и учтиво и, процедив сквозь зубы: "Хорошо ли съездили?" - проследовал в свой кабинет.
Государственный человек уже решил в своем министерском уме, что, как только кончатся вакации, он немедленно отправит в Петербург этого "положительно слишком красного" - учителя, а пока будет наблюдать за ним. "Je n'ai pas eu la main heureuse cette fois-ci, - подумал он про себя, - а впрочем... j'aurais pu tomber pire" . Чувства Валентины Михайловны к Нежданову были гораздо энергичнее и определеннее. Она его уже совсем терпеть не могла... Он, этот мальчишка! - он оскорбил ее.
