Ноутсити – город будущего - [39]

Папа с укоризной посмотрел на него в немом посыле: «Ну что же ты так прямо?» Алан Грустен сообразив, что детям не всегда принято говорить правду, закрыл руками рот. Но мы уже были закалены последними событиями, поэтому воспринимали окружающую действительность мужественно.

Тем временем учёный сообщил отцу, что клетки насекомых попали в его кровь, но не могли соединиться с клетками крови человека и погибали. Его охватило отчаяние – чего-то не хватало. Мы с Ребеккой остались рядом с псом, а взрослые удалились в лабораторию. Девочка ласково шептала Цезарю и гладила по всему телу:

– Эх Цезарь – ты наш спаситель. Не покидай нас.

Собака заскулила. Казалось животное понимало все, что мы ей говорили. Однако, судя по обессиленному виду, надежды не было.

Из лаборатории послышался звон разбившейся колбы. Ребекка решила помочь мужчинам и удалилась в лабораторию. Через некоторое время послышался возглас девочки, я встревожился и метнулся в лабораторию (она стала мне невероятно близким человеком).

– Что случилось Ребекка?

– Да ничего страшного. Порезалась осколком.

Отец наспех перебинтовал палец. День близился к концу; стемнело. Девочка снова присела рядом с Цезарем. Мы не знали сколько осталось бедному псу – он таял на глазах. Я заметил, что бинт окрасился в красный. Ребекка, видимо, сильно порезалась, кровь просачивалась и уже собралась небольшим сгустком у основания большого пальца. Ребекка погладила пса и тут Цезарь в знак благодарности последним усилием лизнул её руку и с тяжким вздохом, сомкнув веки, замер. Мы остолбенели в ужасном предчувствии; через мгновение я отчаянно призвал взрослых:

– Паап!

Ребекка вовсе не замечала свой окровавленный палец. Она также стояла неподвижно, не в силах вымолвить слова и лишь обильные слезы заволокли широко раскрытые печальные глаза. Прибежал отец с мистером Грустеном. Они сразу поняли, что дело плохо. Мистер Грустен опустился на корточки и раскрыл пасть Цезаря.

– Он умер? – прошептала Ребекка

– Язык ещё тёплый.

Но судя по тону Алана Грустена, он уже не сомневался – Цезарь не очнётся. Отец приобнял Ребекку за плечи. Девочка горько зарыдала.

– Странно, не пойму откуда кровь на языке? – пробормотал, спрашивая сам у себя, Алан Грустен.

– Это, наверное, моя, – сквозь всхлипы предположила Ребекка.

К этому времени она уже заметила кровь, но не могла себя заставить отойти от умирающего друга. Отец достал из тумбочки в углу старую простынь, разорвал на полоски и тугим толстым слоем замотал палец девочки вместе со всей ладонью.

– Ребекка, ты очень бледна, – заметил он после этого, – тебе надо прилечь.

– Я не устала! – отрезала Ребекка.

Она явно намеревалась не отходить от собаки ни на шаг даже ночью. И я, и взрослые понимали, что ничто не в силах заставить её уснуть и смирились. Но веки Ребекки против её воли сомкнулись, все тело обмякло, и она, качнувшись, рухнула прямо на чудом успевшего протянуть руки мистера Грустена. Папа подбежал и помог уложить её на медицинскую койку. Я – встревоженный, не отпускал безвольно висящую руку.

– Что с ней? – спросил я или даже закричал. – Скажите, что с ней?

Взрослые молчали. Алан Грустен на запястье отчитывал пульс Ребекки.

– Заметно замедлился, – встревоженно сообщил он, глядя в глаза отцу. В мои взглянуть у него не хватило смелости.

– Спасите её! – вскричал я и забился в истерике.

Потерять в один вечер верного друга и следом того, кто в последнее время стал для меня самым близким человеком во вселенной было выше моих сил.

– Папа, – воскликнул я, заливаясь слезами – когда же это кончится? Почему все так несправедливо?

Он крепко обнял меня и не отпускал. Затем с немой мольбой посмотрел на мистера Грустена. Тот лишь пожал плечами, мимикой дал понять, что не знает, как быть. Постояв минутку в растерянности, он проследовал в лабораторию и, вернувшись, всунул мне в рот две белые таблетки. Я с трудом отпил глоток из заранее преподнесённого стакана. Папа долго держал меня и не отпускал. Держал до тех пор, пока у меня не помутилось в голове, и я не забылся тревожным и беспокойным сном под воздействием лекарств.

Вроде я видел какой-то прерывающийся сон. Или это было наяву?! Появлялась Ребекка и что-то говорила мне, то приближаясь, то удаляясь. Её слов я разобрать не мог, однако чётко слышал мужчин, будто разговаривающих друг с другом. До сих пор не могу понять спал я в тот момент или просыпался. Папа вроде бы сказал:

– Что же делать Алан? Она умрёт?

Видимо, учёный не знал, что на это ответить. Возможно что-то и ответил – этого я не услышал. Однако мне запомнилось, что он точно талдычил про своих насекомых:

– Представляешь, Брайан, тараканы умеют противостоять давлению, в девятьсот раз превышающему их собственную массу.

– Замечательно! Но меня больше интересует, что мы будем делать дальше?! Неужели мы не сможем спасти Цезаря и Ребекку и вернуться в Ноутсити?

И что-то ещё. Они разговаривали целую вечность. Лишь позже я узнал, что мужчины просидели рядом с нашими ложами до утра, и чтобы не заснуть беседовали обо всем на свете стараясь отвлечься от грустных мыслей.

Я проснулся от того, что тёплое и влажное касалось моей руки и, потирая глаза, чуть не вскрикнул от удивления. Абсолютно здоровый Цезарь облизывал мою, свесившуюся с края ладонь. Я тут же соскочил с кровати и обнял его за шею: «Цезарь. Ты выздоровел. Слава Богу» и крепко прижался щекой к мохнатой морде. На соседней кровати, как ни в чем не бывало, болтала ногами Ребекка. Дождавшись, когда я оторвусь от пса, улыбаясь, вполголоса проговорила: