Ноттинг-Хелл - [51]

Моим глазам потребовалось время, чтобы привыкнуть к сумраку внутри церкви.

Скамьи были отодвинуты в сторону, чтобы освободить место. Весь неф был занят столами, заваленными старым фарфором и салфеточками, которые продавали пожилые дамы; там же стоял лоток с сахарной ватой и лотерейными билетами. Как и всегда, женщины, принадлежавшие к высшему среднему классу, продавали расписные шелковые шарфы, наволочки, разрисованные деревянные рамочки, вышитые халаты, а также другие неумеренно дорогие вещи ручной работы и сувениры сомнительной полезности и нулевой привлекательности.

Уже довольно давно я поняла, что подобный вид деятельности, подразумевавший постоянные переезды, установку лотков, инвентаризацию, учет денежных средств и остатков товара, обладал неотразимой привлекательностью для женщин с детьми. Когда дети вырастали, их матери решали, что не против снова «поиграть в магазин». Только так можно объяснить популярность распродаж пашмин и бижутерии, которые проводятся в частных домах перед Рождеством. Я также заметила, что некоторые из друзей Ральфа, живущие в роскошных домах — действительно умные женщины с титулами и загородными имениями, — перевели эту деятельность на новый уровень и теперь «играют в ферму».

Дети бродили вокруг с несчастным видом. Спустя какое-то время я повела их вниз. В подземной часовне толпа штурмовала чайные столики с выпечкой. Две дамы разливали темный дымящийся чай в бледно-зеленые чашки из пары электрических чайников.

Мне приятен тот факт, что жители Ноттинг-Хилла хотя бы раз в год забывают об обновлении интерьеров и воспитании детей и вместо того приходят сюда, притворяясь, что живут в девонширской деревушке 1947 года, здороваются с викарием, разглядывают товары, покупают растения и рвутся к столам с выпечкой так, словно не видели глазированных булочек или блинов из настоящего сахара, белой муки и масла целый год. Возможно, так оно и есть. Это порождает ощущение, что мы — часть обычного сообщества. Наверное, королева так же пытается стать ближе к подданным, раз в году моя посуду в резиновых перчатках после охоты в Балморале.

Неподалеку от столиков с угощением расположился центральный лоток ярмарки, как всегда под управлением Люси Форстер. Ей только двадцать восемь, но она с успехом добивается того, чтобы выглядеть как старая дева. На ней были удобные туфли, в волосах — ленточка.

В подростковом возрасте она так увлеклась ездой на пони, что, по словам леди Форстер, выбор будущей карьеры лежал между «лошадьми и лошадьми». Люси очень мила, не считая того, что она все слова повторяет по три раза. Так что она скорее очень, очень, очень мила. Тем не менее долгое общение с Люси, чьим кумиром является принцесса Анна, заставляет задуматься о немедленном самоубийстве.

Когда я пробиралась к выходу, она окликнула нас, словно заметив лису во время охоты.

— Мирабель, Казимир, Пози, — прокричала она, заглушая разговоры женщин в нарочито простых платьях в цветочек от Марни и Хлоэ, обсуждавших, в какие частные школы пойдут их дети в сентябре. — Эй, я здесь, я здесь!

Я потянула свое семейство по направлению к Люси, размышляя, как бы уклониться от покупки кофе, собранного руками женщин Никарагуа.

— Привет, миссис Флеминг, я хотела сказать, Мими! — Она радостно уставилась на меня, как только мы приблизились. — Разве это не самый-самый-самый потрясающий праздник? Как вы думаете?

— Нет, мы так не думаем, — пробормотал Кас себе под нос. — Все эти старинные безделушки, — его голос снизился до шепота, — полное дерьмо.

— Итак, вы трое, вы уже выпили чай? — спросила Люси у детей.

— Мы как раз собирались, — ответила я, хотя мы только что позавтракали. Но в воскресное утро чем еще заниматься, как не пить чай?

— Прежде чем вы пойдете подзаправиться, взгляните на мои товары, — пропела Люси, — все по отличной цене.

— О, как чудесно, — сказала я, застыв в замешательстве перед фунтовым мешочком с коричневым рисом. Дети в жизни не притронутся ни к коричневому рису, ни к пасте из цельной пшеницы, которая, по их словам, слишком груба. — У вас только такая расфасовка?

— Боюсь, что да, — ответила Люси, протягивая мне мешочек. — Как любезно с вашей стороны, миссис Флеминг. Правда. Пять фунтов.

— Пять? — пропищала я. Так происходит всегда. В магазине Лидгейта я заказала телячью ногу. Ее порубили, упаковали и отдали счет кассиру. Когда я увидела сумму в семьдесят пять с половиной фунтов, я, несмотря на длинную очередь из хорошо одетых людей, прохрипела: «Семьдесят пять с половиной фунтов за телячью ногу?»

Кассир посмотрела на меня сверху вниз и сказала: «Да, мэм».

Так что я заплатила. Обычно, чтобы получить представление о ценах в Ноттинг-Хилле, подумайте, сколько должен, по-вашему, стоить товар, удвойте цену и добавьте восемь с половиной фунтов.

— Знаю, — сочувственно произнесла Люси. — Но пять фунтов, возможно, прокормит, — она взяла мешочек и прочитала этикетку, — «Федерацию мелких фермеров Азии, их жен и детей» целую неделю. Но не волнуйтесь, миссис Флеминг. Если вы не съедите все к сентябрю, вы всегда можете заскочить ко мне и отдать остатки. Мы будем рады получить их к выставке для Дня урожая.