Ностальгия - [11]

— С виду — закоренелый мясоед, — отметил Норт. — Хорошо развитые челюсти. Либо американец, уроженец Среднего Запада,[11] либо австралиец.

— Точно, — кивнул Хофманн, наклоняясь ближе. — Пять пломб. Ретенированный третий моляр. Нижний пятый справа — прикусной.

До того Хофманн почитай что и двух слов не произнес. Разумеется, все обернулись.

— Вы дантист? — вскричала Саша.

— Он не кусается, — успокоила миссис Хофманн. И заверила: — Мой муженек и мухи не обидит. Ежели кому больно, так он же первый расплачется, как младенец. Правда, Кеннушка?

Последние слова она произнесла сквозь зубы — и повисла пауза. Хофманн с каменным выражением лица неотрывно глядел в одну точку — где-то чуть выше туманного отрицания.

Шейла с Сашей, в нескольких ярдах друг от друга, синхронно переводили взгляд с мистера Хофманна на миссис Хофманн. У обоих лица спокойные, невозмутимые, прически — волосок к волоску. В конце концов Луиза, не он, заморгала, стиснула зубы и отвернулась. От дрожащих губ во все стороны разбежались морщинки — точно паучьи лапки. Шейла заметила и посочувствовала, но помочь ничем не могла — могла только смотреть. Шейла всегда глядела озабоченно и как-то испуганно — даже когда изучала носки собственных туфель.

— Ну, уж вы-то, по крайней мере, не из таковских? — воззвала к Норту Вайолет.

То есть не дантист, имела в виду она; она и без того видела, что нет, не дантист. А Норт между тем уже прошел дальше и теперь стоял, сцепив руки за спиной, перед столом на козлах, рядом с Борелли. Саша подалась было спросить его о чем-то, но сдержалась. Предпочла позицию наблюдателя.

— Как это символично, — проговорил Борелли, кивком указав на пластмассовую модель «Дугласа DC-3».

Для вящей наглядности самолет крепился («приземлился») на куске рельса.

— Возможно, просто случайность. Не усматриваем ли мы глубокого смысла там, где его нет?

Борелли постучал тросточкой.

— Нет! И то и другое остается, когда страну покидают или возвращают законным владельцам. Вот британцы, например, всегда так говорят. Не жалуйтесь, мы оставили вам распрекрасную сеть железных дорог. Ляля, тополя. Шутка что надо. Может, здешние сумели оценить юмор? Впрочем, я меняю версию. Этот кусок рельса — не что иное, как ирония судьбы. — Борелли поскреб в затылке. — И все же: почему они деревяшкой не воспользовались?

Оба, не зная, что сказать, обратились к покоробившейся фотографии над столом: в воздухе, расставив ноги «галочкой», парит парашютист. На заднем плане высились деревья. На фоне сельской местности раздувающийся складчатый купол изрядно смахивал на фосфористые клубы дыма над паровозом. Норт обернулся к Борелли.

— Случайность, — усмехнулся молодой человек. — Не преувеличивайте.

— DC-3 — это «Форд Т»[12] в мире самолетов, — вклинился Кэддок. — Он изменил очертания мира. В период с тысяча девятьсот тридцать четвертого по тысяча девятьсот сорок девятый год их произведено десять тысяч девятьсот двадцать шесть. Согласно статистике, у них самый высокий показатель безопасности.

Кэддок ощупал модель — и сей же миг отвалился один из целлулоидных двигателей.

— А вы на таком летали? — полюбопытствовал Борелли у Норта, пока они дожидались остальных у входа. — По мне, так более унылой колымаги свет не видывал.

— Летал несколько раз, в Новой Гвинее. А, ну да, и еще здесь, в Африке.

— А когда вы…

— Ага-а! — вскричал Джеральд Уайтхед. И заслонил собою последнюю из витрин. — Наконец то, чего мы так долго ждали, — настоящая ручная работа! Подлинный шедевр, во всех смыслах этого слова!

Даже не улыбнувшись, он шагнул в сторону и застыл, выжидая, со скучающим выражением на лице. Остальные склонились над витриной. Под стеклом красовалась женская перчатка, натянутая на руку-манекен. Небесно-голубая, плотно облегающая — превосходный образец ровной строчки, прихотливой вышивки и безупречной подгонки. В сравнении с ней стержень, удерживающий изящную ручку в вертикальном положении — в буддистском благословляющем жесте, — выглядел проржавевшим насквозь.

Гэрри не сдержался.

— А я-то гадал, о чем это ты! «Ручная работа», надо ж так сказать! — Он со смехом пихнул в бок Хофманна. — Ты въехал, нет?

Джеральд с Хофманном даже не улыбнулись.

— Осторожно! — шепнул Норт.

Масаи, который витрины из-за спин не видел, недоуменно глядел на него во все глаза. Группа юнцов, не в состоянии пройти внутрь, молча наблюдала из-за турникета. Один завладел полированной тростью Борелли и с интересом ее изучал.

Каткарт, прижимая к груди бинокль, протиснулся сквозь турникет, за ним — жена.

— У меня, когда я выходила замуж, были точно такие ют длинные перчатки, только абрикосовые, — рассказывала она Шейле, глядя прямо перед собой.

Сколько же лет назад это было? — церквушка в Пейнехэме[13] (Южная Австралия), иллюминированная надпись: «ИИСУС — СПАСЕНИЕ НАШЕ».

— Преподобный Перстт, ют как звали священника, — добавила она, не осознав случайной аналогии. — Дуг вышел на церковное крыльцо, стряхнул с себя конфетти, и первое, что спросил: «С каким счетом наши сыграли?»

— Ох, нет, — прошептала Шейла, застрявшая в турникете.

— Чего стоим, кого ждем? — окликнул Гэрри.