Носители. Сосуд - [9]

— Да я все ему даю! Что ты еще от меня хочешь? Деньги всегда есть, надо было в гимназию устроить — устроил, секции оплачиваю! Давай я теперь ради него брошу работу и займусь воспитанием — и будем жить на твою мизерную зарплату, питаясь одной капустой! Зато сделаем из этого лентяя и вруна достойного члена общества. Ему уже 13 лет! — а это был уже папин голос.

Родители погибли в аварии несколько лет назад. Папа на скорости не справился с управлением и выехал на встречную полосу под грузовик, тела удалось опознать, только когда нашли номер машины. Это событие очень сильно ударило по мне. Почти год я не мог прийти в себя и отказывался осознавать, что навсегда потерял их. И теперь, слыша их голоса, внутри меня даже ничего не екнуло. Ненависть не могла отразить мое отношение к ним, а иные чувства не были мне доступны. Может быть, я хотел бы почувствовать хоть что-то, но мне было абсолютно все равно.

Спустя несколько минут папа с грохотом открыл дверь в комнату, окончательно восстановив в моей памяти события того вечера. Это был вечер общения с родителями после родительского собрания, ежеквартальная семейная забава.

— Сколько нам еще это терпеть?! Почему ты постоянно врешь?! Почему мы узнаем о твоих двойках только на родительских собраниях?! Хоть бы один учитель промолчал о тебе! Но нет! Все отметили, какой ты неспособный, ленивый и мешающий всем окружающим ученик! — маленький я сидел, молчал и смотрел в пол. Все вышесказанное было правдой, да и пытаться сейчас вступать с отцом в диалог не имело смысла.

Папина истерика проходила по заданному сценарию. Он орал о моей лени и тупости. Несколько раз давал подзатыльник. Обязательно нужно было меня сравнить с кем-нибудь из одноклассников. Пожаловаться, почему именно ему так не повезло с сыном. Потом он собирал все мои диски с компьютерными играми, которые успели накопиться с прошлых семейных разборок, и демонстративно выбрасывал их, не подозревая, что любимые у меня спрятаны заранее. Мама же на протяжении папиной тирады бегала вокруг него, крича то о том, какой ее сын неуч, то о том, какой ее муж плохой отец. После они запирались на кухне и орали друг на друга часа два, обвиняя друг друга в моем поведении и воспитании.

В это время я, оставшись в комнате один в самом психически нестабильном возрасте и слыша ор родителей через две закрытые двери, думал о том, что разрушаю семью. Мне хотелось уйти из дома, покончить с собой, как-нибудь исчезнуть из их жизни в надежде, что без меня им будет лучше. Ненависть уже тогда постепенно набирала силы во мне, поглощая прочие мои чувства. И это была самая сильная ненависть, ненависть к самому себе.

Сценарий жизни после разборок также был невариативен. Обещания маме, папе, себе измениться и стать лучше. Последующие две недели идеальное поведение, даже получение нескольких четверок в школе, а может даже и пятерок, выполнение домашних заданий, помощь по дому. Я превращался в лучшего ребенка на свете, притупляя бдительность родителей. И как только они расслаблялись, мое поведение и послушание возвращались в нормальные, по моим меркам, рамки. Снова двойки, тройки, невыполнение домашних заданий, баловство и хамство в школе. И вновь родительское собрание, крики, разборки, круг замыкался.

Все эти воспоминания, так красочно разыгрывающиеся перед моими глазами, достучались до моего единственного чувства. Я вспомнил это удивительное ощущение ненависти к самому себе, и она довольно заурчала где-то внутри меня. Слабость ушла, конечности вновь почувствовали прилив сил, прошла головная боль, мир вокруг стал чуть более цветной.

— Это что сейчас было? — от неожиданности спросил я вслух.

— Ты утолил голод, — голос мальчика с кровати заставил меня дернуться.

— Как это возможно? — мне самому было неясно, какому событию адресован вопрос. Тому, что маленький я слышал меня, или тому, что я сам себя напитал, без чьей-либо помощи, будучи вне сознания.

Комната неожиданно схлопнулась перед глазами, как будто я моргнул и не смог открыть глаза вновь, дыхание перехватило, лицо обожгло холодом…

Секунды в холодной темноте без воздуха показались вечностью.

Сильный удар по щеке, еще один… Снова обжигающий холод…

И вновь удар…

С глубоким вдохом мне наконец-то удалось открыть глаза.

— Очнулся? — голос Злорадства звучал слегка приглушенно, очертания его лица тоже были размыты. Видимо, мои органы еще не успели настроиться для восприятия реальной картинки после столь глубокой потери сознания.

— Да, — откашливаясь и жадно глотая воздух, ответил я. Слух и зрение постепенно приходили в норму. — Что со мной было?

— Сначала ты просто потерял сознание, видимо из-за голода, но пару минут назад ты перестал дышать. Пришлось прибегнуть к экстренным мерам.

Судя по тому, что я был достаточно мокрый, а мои щеки горели огнем и болели, в список экстренных мер Злорадства входило избиение и попытки утопить и так бездыханное тело. Однако это помогло.

— Где мы? — спросил я, поняв, что мы уже не в моей квартире.

— На допросе, — ответил мне незнакомый голос, который принадлежал долговязому мужчине, сидящему за столом напротив нас.