Носители. Сосуд - [63]

— Положи свободную руку на подлокотник, — скомандовал Савелий, я послушался.

Оставляя держать дуло пистолета у моей головы, левой рукой он затянул лямку.

— Вот и все, засим прощаюсь, — он манерно поклонился мне и вышел из комнаты, заперев за собой дверь на ключ.

— Я чувствую носителей Ненависти, Страха, Нежности, Страсти и Боли, — прошептала Ненависть мне на ухо.

Вряд ли совпадение трех из носителей с моими чувствами было совпадением. Мне предстояло общаться с потенциальными поглотителями моих сил.

— Елисей, — громкоговоритель под потолком ожил, — ты понимаешь, почему ты здесь?

— Потому что вы хотите кушать? — осознание моей неприкосновенности возбуждало мое желание показывать максимальное пренебрежение к комиссарам в общении с ними. Я испытывал к ним самую большую ненависть из всех сторон конфликта. Даже Михаил мне был симпатичнее, он не прятался за зеркалами.

— Как всегда, дерзок, — услышал я голос кого-то сидящего поодаль от микрофона.

— С каких пор наименование вещей своими именами считается дерзостью? — продолжал я свою линию.

— Елисей, — снова заговорил голос, сидящий ближе всех к микрофону, — мы тут собрались в большой мере из-за тебя, потому давай проведем наше общение продуктивно, — он замолчал, ожидая моей реакции, мне нечего было сказать. — Хорошо, я продолжу, по нашим данным, ты уже в курсе, кто ты такой, и это печально, потому что создает трудности не только нам, но и тебе.

— Не стоит переживать за меня, со своими трудностями я разберусь, — встрял я в его монолог.

— Если бы так называемые потерянные не влезли в это дело, — он продолжил, пропустив мое замечание мимо ушей, — и не привлекли к этому совершенных, твое становление Сосудом было бы менее драматичным и менее опасным для тебя.

— Спасибо за заботу, — поблагодарил я комиссаров.

— Да что он себе позволяет? — услышал я новый голос вдали от микрофона. — Он всего лишь искусственно создан для нашего кормления… — раздался щелчок, громкоговоритель выключился.

Тишина продолжалась на протяжении минуты, потом я вновь услышал звук включения громкоговорителя.

— Ребят, вы там из-за меня не ссорьтесь, — поспешил я вставить свое слово вперед комиссаров, — мир, дружба, жвачка, вы же все заодно.

— Елисей, — попытался перебить меня мой невидимый оппонент.

— Хотя нет, — я сделал вид, что не слышал его обращение, — дружбы не выйдет, ведь во мне всего три чувства, и Страсть с Болью не у дел. Им пока не приготовлен пир длиною в триста лет. Видимо, один из них и возмущен моим поведением.

Некоторое время громкоговоритель молчал, видимо, переваривал мои слова.

— Ты очень осведомлен, — констатировал факт голос из-за стекла.

— Ради этого сообщения вы меня притащили сюда? — я уже вошел в раж и просто не мог остановиться — или не хотел.

— Мы очень рады твоему позитивному настрою, — голос был спокоен, его не трогали мои выпады. — Но мы все же хотели бы донести до тебя информацию, которая важнее для тебя, нежели для нас, — я молчал. — Спасибо, — голос расценил мое молчание как согласие на более конструктивный диалог. — Ты верно понимаешь, что еще неполный Сосуд, и по-хорошему, есть еще несколько чувств, которыми ты должен быть наполнен. Изначальный план подразумевал, что все это будет происходить на воле, в условиях реальной жизни. Но обстоятельства изменились, мы вынуждены беречь тебя. Конечно, это не меняет нашей цели, ты также будешь наполнен необходимыми нам чувствами, только все это будет происходить в условиях твоей изоляции от внешнего мира. От тебя требуется лишь сотрудничество, которое с нашей стороны будет подкреплено гарантией безбедной и беззаботной жизни твоей семьи.

— Что будет через сто лет? — задал я вопрос голосу. — Когда умрет моя дочь, просто в силу своего возраста. А ее дети, мои внуки, вряд ли будут мне близки, если я всю жизнь просижу у вас взаперти. И не думаете ли вы, что уже лет через двадцать я так взвою от тоски, что плюну на свою семью, которая меня, скорее всего, уже и не помнит?

— Не думай о будущем, это уже наши проблемы. Задумайся, важно ли тебе сейчас знать, что твоя пятилетняя дочь цела и невредима и над ней не стоит истязатель, отрезающий от нее части тела только ради того, чтобы ты вел себя послушно, — меня передернуло, он бил по больному. — Мне кажется, ответ очевиден.

— Что вы хотите? — моя спесь пропала в очередной раз, когда были упомянуты телесные истязания Веры.

— Немного. Сейчас тебя проводят в твою комнату, в ней ты будешь жить столько, сколько потребуется. Ну и конечно же, полное подчинение нам и человеку, приставленному к тебе. В благах ты ограничен не будешь, любые пожелания в рамках разумного будут исполнены. Помни, ты не заключенный, ты светлое будущее России, — закончил он свою речь на пафосной ноте.

— Хорошо, ведите, — в очередной раз выбора у меня не было и планов побега тоже, потому я вынужден был согласиться на их условия.

— Спасибо за сотрудничество, — ответил громкоговоритель и выключился.

Дверь в комнату открылась, на пороге стоял Сава.

— Смотрю, вы договорились, — улыбался он, я в ответ промолчал. — Ладно, пойдем, я провожу тебя в твою комнату, и на этом мой рабочий день закончится, а то и так намаялся я с тобой. Но безопасность в любом случае прежде всего, — сказав это, он вновь приставил мне пистолет к голове, освободил мои руки, заковал их в наручники, потом освободил ноги. — Прошу за мной в ваши апартаменты.