Носители. Сосуд - [61]

— Глупый вопрос. Не рушь мою веру в то, что ты умный мальчик. Ты родился не носителем. Для приобретения всех необходимых чувств ты должен жить в обычном обществе. Если бы не эти совершенные, ты бы и дальше жил как рядовой носитель, постепенно обретая все новые чувства внутри себя. И не было бы никаких смертей, никаких похищений и угроз. Всем бы вокруг было легче. Комиссарам — все бы шло по их плану. Твоей семье — они бы продолжали думать, что ты мертв, и ничто бы не угрожало их жизням. Тебе — ты бы не мучился осознанием и пониманием судьбы, тяготеющей над тобой. И конечно, мне — я бы не носился, как идиот, по Подмосковью в поисках тебя.

— Считаешь, мне было бы легче принять жизнь в заточении длиною в триста лет? — скептическим тоном спросил я Саву.

— Психологию никто не отменял, особенно касательно таких созданий, как ты. Обилие чувств позволило бы настроить тебя на нужную волну, убедить тебя в необходимости делиться своей силой. Все великие самопожертвования сделаны не просто так, людей к этому готовили. А теперь же ты надеешься, что есть иной вариант твоей жизни, и мы вынуждены прибегать к шантажу. Хотя на самом деле никакого иного варианта нет. Ты Сосуд, ты создан, чтобы наши комиссары жили вечно.

Разговор уже потерял интерес для меня. Я трудно представлял себе то психологическое воздействие, при котором бы мне добровольно захотелось отдавать свою жизнь ради вечной жизни других людей, хотя в истории таких случаев множество. С комиссарами у меня не было связано ни единого позитивного момента, потому жертвовать им свою силу добровольно я бы точно не стал, и они это понимали.

Наша машина ехала в сторону Москвы, я вновь возвращался на прогретые улицы столицы, и вновь это не сулило ничего хорошего.

Новая жилплощадь

Самым неприятным моментом путешествия в одной машине с Савой было то, что я не мог пообщаться со своими чувствами. Он их слышал наравне со мной, а сейчас мне очень нужен был чей-то совет, ну или хотя бы просто поговорить.

За неимением лучшего развлечения я смотрел в окно на пролетающие мимо рекламные стенды, небольшие деревеньки и прочие атрибуты федеральных трасс. Судя по указателям до Москвы было еще около часа пути, ну и до конторы минут двадцать. Спать не хотелось, видимо, организм считал наваждение за сон, или же дело было в моих гостях, которые старательно держали меня в форме. Мне ничего не оставалось, кроме как потратить это время на размышления и попытаться составить хоть какой-то план действий.

Нынешняя моя ситуация имела несколько плюсов. Я наконец-таки знал, кто я и что от меня хотят окружающие. Мои чувства делали меня боеспособным на уровне с совершенными. На этом плюсы заканчивались и вылезали минусы. Комиссары полностью контролировали жизнь Лены и Веры и хотели медленно истощать меня на протяжении трехсот лет. Вырисовывались эдакие весы, на одной чаше которых была моя жизнь, на другой Ленина и Верина.

Перебирая в голове варианты и способы уравновешивания этих весов, а в идеале избавления от них, я пришел к одному варианту, мне может помочь только случай. Комиссарам не придется ничего делать с Леной и Верой только в ситуации, если меня в очередной раз похитят либо иностранные агенты, либо совершенные и мое заточение будет отложено на некоторый срок. Но даже это было лишь временным решением.

Любые идеи, приходящие мне в голову, приводили меня только к одной мысли. Вне зависимости от того, удастся ли мне в итоге обезопасить свою семью, охота на меня не прекратится никогда, всегда будут другие комиссары. Всегда будут совершенные. Возможно, появится еще кто-нибудь, например Скука со своими потерянными, хотя возможно, что комиссары уже отловили всех их.

Можно было бы попытаться скрыться в каких-либо очень отдаленных от человека местах. Жить в тайге, но это ничем не лучше трехсотлетнего заточения. Чувства, конечно же, не дадут мне умереть, но и жизнью это будет трудно назвать.

— Думы думаешь? — прервал мои мысли Сава.

— Больше-то мне заняться нечем, а жить очень хочется.

— Ну да, — усмехнулся он, — я тебя понимаю. Но ты бы все равно время не тратил, не придумаешь ничего. Могу лишь один положительный момент тебе рассказать, если ты патриот, конечно.

— Говори, — не стал отказываться я.

— Если ты будешь реализован в полной мере как Сосуд для наших комиссаров, это будет очень хорошо для боеспособности России и защиты ее от иностранных агентов. Предвкушая вопрос «почему?», отвечаю: потому что, несмотря на всю их суровость, я про комиссаров, они очень неплохо справляются в последнее время. Я работаю с ними уже сто пятьдесят лет, и команда последних тридцати лет очень сильная. Им бы твои силы помогли поднять матушку Русь с колен.

— Команда последних тридцати лет? — пропустил я мимо ушей его патриотический позыв. — Я думал они, уже лет пятьсот у власти.

— Глупый, нет, конечно. Жизнь комиссара — это как жизнь наследников престола в Средневековье. Чтобы стать у руля, нужно уметь врать, услуживать и убивать. В среднем раз в пятьдесят лет один комиссар, но точно будет убит при трагических обстоятельствах, и его место занимает другой. Есть, конечно, в составе «мамонты», они-то и организовывали всю операцию по созданию тебя, но их никто не знает в лицо, только знают об их существовании, очень они хорошо шифруются и оберегают себя.