Носители. Сосуд - [2]

— Знаешь, меня называют своего рода извращенцем из-за вот такого общения с вами. Мои коллеги просто приходят, щелк — и все. Но мне кажется, каждый имеет право на общение в свой последний час. Получить ответы, как и почему они тут оказались. Излить свою душу. Попросить прощения. Поплакаться, в конце концов. Последняя исповедь, она важна, а у меня времени много, потому я всегда готов выслушать. — Мой миролюбивый тон не возымел успеха и не подтолкнул собеседника к общению. — Кстати, многие из моих клиентов гораздо более разговорчивы, чем ты, — с упреком взглянул я на своего молчаливого оппонента. — Иногда мне даже хочется, когда время подходит прощаться, испытать к вам жалость. Но не могу, не умею, не моя это ниша. Ты пойми! — в очередной раз я попробовал привлечь его внимание громким голосом и наигранной театральностью. — Вы же мне как дети, нахожу вас. Взращиваю. Смотрю, как вы живете, как развиваетесь, набираетесь сил. Жду, когда станете посочнее, так сказать. Хотя знаешь, — приложил я палец к губам и поднял глаза вверх, обдумывая мысль, неожиданно сформировавшуюся в голове, — совершенно неожиданно меня озарило. Общение с тобой уже приносит свои плоды. — Улыбка в очередной раз украсила мое лицо. — Появляются новые мысли, умозаключения. Философия моего бытия пополняется. Ты полезен, черт возьми! — моя радость была, конечно же, наигранна. Но мне нравился этот никому не нужный фарс и показуха. — Так вот. Вы мне не как дети, а скорее как гуси, откармливаемые для фуа-гра. Но только не массовым способом, а индивидуальным. Как если бы у каждого гуся был свой диетолог, который точно знал, чем именно кормить его, чтобы печень была как можно больше и вкуснее. Но это не делает мое отношение к вам менее трепетным.

Мой неразговорчивый собеседник никак не мог отойти от шока. Причиной тому был не только страх, но и количество употребленного им алкоголя и, возможно, наркотиков. Мне не нравилось работать с людьми в неадекватном состоянии. Слишком много времени уходило на то, чтобы доказать им, что все это реально.

— Ладно, хватит софистики, перейдем к конкретике. К тебе. Как упоминалось ранее, люблю поговорить. Потому хочу обсудить с тобой, что же это такое вокруг происходит и каким таким расчудесным образом мы с тобой тут встретились. — Я развел руками, охватывая помещение вокруг. — На самом деле у тебя была уйма шансов оказаться в совершенно другом месте, но твои чувства привели тебя ко мне. Точнее сказать, одно из чувств, кстати, ощущаю, как оно в тебе закипает. Оно ведь почти довело дело до конца, а тут появился я. В отличие от тебя, ему известно, чем все это завершится и что уже ничего не поделать. А все потому, что оно оступилось прямо на финишной прямой. Чуть больше осторожности — и не было бы меня тут. Но! Спасибо за такой сюрприз! — развел я руками и натянул максимально очередную улыбку. — Месяц назад обнаружить тебя на такой стадии. Просто сказка. Как правило, годы уходят на такой жирный кусок. Так что у меня своего рода праздник сегодня. — Он был ужасным собеседником, но отличным слушателем, я решил все же дать ему еще какое-то время прийти в себя, надеясь, что шок и стресс поборют тлетворное влияние алкоголя и наркотиков. — Говорят, перед смертью человек видит всю свою жизнь. Глупость! Я ничего не видел, хотя, скорее всего, причина в том, что смерть моя была скорее формальной, нежели реальной. Но в любом случае сведения у меня есть точные — ничего человек подобного не видит. Скорее всего, это просто его воспоминания сами всплывают, тем более если человек прожил хорошую жизнь и ему есть что вспомнить. Но это не про тебя, — похлопал я его по плечу. — Во-первых, ничего хорошего тебе о себе не вспомнить, ну только если последнюю группу детского сада. Во-вторых, ты столько пьешь и употребляешь, — наградил я его укоризненным взглядом. — Я вообще удивлен, как твой мозг еще способен вести хоть какую-то умственную деятельность, не то что помнить, что было неделю назад. Но у тебя сегодня счастливый день. Я с тобою, — еще один ободряющий хлопок опустился на его плечо, — моя миссия — помочь освежить свою память, рассказать, как все было. Ты, наверно, думаешь, что перед тобой добрейшей души человек и филантроп? — его пустые глаза подтверждали мою теорию, думать сейчас он был не способен.

Меня начали одолевать подозрения, что вся моя речь бессмысленна, она проходила мимо его сознания. Никогда не любил, когда мою работу не ценят. Тем более если все это делается исключительно ради того, кто не способен ее оценить. Пришло время более грубых и решительных мер.

Я отвесил две сильные, звонкие пощечины своему невоспитанному клиенту. Порозовевшие щеки и струйка крови из носа сразу сделали его вид более живым, а в глазах забрезжил хоть какой-то свет, дающий надежду на наличие в этой голове хоть каких-то мыслей и инстинктов.

— Ааааа? — простонал он и, свернувшись, насколько позволял его живот, в позу эмбриона, попытался прикрыться от последующих ударов.

— Да когда же тебя уже отпустит? — с досадой смотрел я на него, понимая, что мои побои не возымели успеха. — Что же ты принимал, что тебя даже стазис не отрезвляет? Столько разговоров, и все впустую.