Норманны: от завоеваний к достижениям. 1050-1100. - [47]
Так представляли себе единство норманнского мира хронисты. И есть веские причины полагать, что подобного убеждения придерживались и многие главные творцы норманнских достижений. Согласно поэме Кармен, в битве при Гастингсе герцог Вильгельм, чтобы ободрить свои войска, просил их вспомнить великие деяния их соотечественников в Апулии, Калабрии и на Сицилии, а сам он имел обыкновение подкреплять свою отвагу размышлениями о мужестве Роберта Гвискара[279]. Танкред тоже не терял времени и моментально сообщил своему дяде герцогу Рожеру Борса Апулийскому о триумфальной победе норманнов в великом сражении за Антиохию, а Боэмунд, как и надлежало, отправил захваченный в качестве трофея шатер Керборга для украшения церкви св. Николая в Бари[280]. Такие норманнские прелаты, как Жоффруа, епископ Кутанса, и Одо, епископ Байё (который также был эрлом Кента), считали в свою очередь вполне уместным потребовать у кровной родни в Италии деньги на перестройку соборов у себя на родине, а немного позже с гордостью отмечали, что песнопения св. Эврулу разносились из аббатств в Калабрии[281]. Соответственно приобретение норманнским герцогом королевской власти, а вместе с ней и всего того, что подразумевает это понятие, представляло интерес для норманнов во многих землях. Факт коронации Вильгельма в Вестминстере в 1066 году с гордостью отмечался и в Италии, а более поздние писатели сообщают, что в 1087 году новость о смерти Вильгельма за стенами Руана разнеслась по Италии с невероятной быстротой и посеяла чувство страха среди норманнов[282].
Среди норманнских лидеров на юге проглядывает то же чувство норманнского единства. Роберт Гвискар, кажется, никогда не забывал, что вырос на полуострове Котантен, а Рожер «Великий граф» навсегда сохранил воспоминания о близости со св. Эврулом в юном возрасте. Более того, и после смерти Роберта Гвискара, несмотря на соперничество, вспыхнувшее в борьбе за его наследство, продолжали существовать те же настроения. Герцог Рожер Сицилийский был во всех отношениях человек более могущественный, чем его племянник Рожер Борса, который и унаследовал от Роберта Гвискара герцогство Апулия, но очевидно, что «Великий граф» все же признал феодальное превосходство герцога Апулии[283]. В 1096 году имело место еще более поразительное проявление норманнской солидарности. В тот год те самые соперники, Рожер из Апулии, Рожер Сицилийский и Боэмунд Тарентский, смогли объединить свои силы в кампании против Амальфи. Но и это еще не все: в том же году они встретились с крестоносцами, идущими с севера. Говорят, в этих обстоятельствах Рожер, герцог Апулии, не только приветствовал Роберта, герцога Нормандии, сына Завоевателя, но и всю зиму обходился с ним как со своим настоящим господином[284]. Очевидно, что и в последнее десятилетие XI века герцога Нормандии повсюду всё еще признавали в некотором смысле сюзереном всех норманнов.
Единство норманнов представляет огромный интерес и само по себе. Но воплотить эти настроения в жизнь удалось благодаря личным взаимоотношениям, сложившимся между норманнами как раз в тот период. Например, в процессе завоевания Англии самым удивительным было единение маленькой группы норманнских семей, которые в период с 1070 по 1087 год завладели почти половиной земельного богатства Англии, сохраняя (и приумножая) при этом недавно завоеванные владения в Нормандии. Если бы составили список ключевых фигур Англии при Вильгельме Завоевателе, то в него в основном вошли бы именно те люди, которые выдвинулись в Нормандии именно в период его правления как герцога. В первую очередь туда бы вошли: единокровный брат короля Одо, епископ Байё, ныне эрл Кента, Роберт, граф Мортейн, теперь обосновавшийся в Корнуолле, Жоффруа Монтбрай, епископ Кутанса с землями по всей Англии, Рожер Биго из Кальвадоса, Роберт Мале из окрестностей Гавра, Ричард фитц Гилберт из Тонбриджа и Клер из Брионна. На самом деле теперь Англия оказалась связанной с несколькими феодальными семьями из Нормандии, это были такие семьи, как Бомон и Монтгомери, Жиффард из Лонгвилль-сюр-Си, Монфорт из Ризля и Варэнн из Белленкомбра, не говоря уже о династиях Эвре и Эу. Такова была норманнская аристократия, которая имела одинаковую власть на политических сценах Нормандии и Англии[285].
В период с 1066 по 1087 год в круг интересов большинства наиболее значительных англо-норманнских семей попали территории и по другую сторону Ла-Манша, а взаимные браки укрепили внутренние связи этих семей. В то же время в Англии они могли почти полностью использовать ту власть над вассалами, которой им некогда удалось добиться в Нормандии. Во времена Вильгельма Завоевателя главные вассалы норманнских магнатов в Англии могли владеть землями, разбросанными на большой площади по всем английским графствам, но в их именах собственных часто был элемент, который указывал на то, что в Нормандии их род близко соседствовал со своими господами. Это особенно заметно, например, в случае с поместьями баронов Роберта Мале, Ричарда фитц Гилберта и графа Эу, есть множество и других примеров, и можно проследить, как зависимость рода Клер на Тосни, зафиксированная в норманнских хартиях до периода завоеваний, сохранялась и в XI–XII веках в Йоркшире. К тому же вскоре подобное сотрудничество получило дальнейшее развитие. К 1086 году местом, где устраивали норманнов с вассалами, стал Уэльс, а в Шотландии в этот период события развивались еще более примечательным образом. Правда, в Шотландии обустроенность норманнских семей и успешная пропаганда норманнских идей достигли своего пика только в XII веке. Но с уверенностью можно сказать, что процесс начался в 1072 году, когда Вильгельм Завоеватель привез в Шотландию своих норманнских последователей и
