Норманны: от завоеваний к достижениям. 1050-1100. - [15]
Среди них был и Роберт Жюмьежский, которого на посту архиепископа Кентерберийского сменил протеже эрла Годвина, епископ Винчестера по имени Стиганд. В результате с 1052 года и до пришествия норманнов примасом Англии был человек, которого законным архиепископом не признавали ни в Риме, ни на большей части территорий западного христианского мира. Позже этот факт оказал значительное влияние на проводимую норманнами пропаганду, но в 1052 году это мало меняло ситуацию в самой Англии. До конца правления Эдуарда в Англии доминировала семья Годвина. Они всегда осознавали свои собственные интересы, к норманнам были настроены чрезвычайно враждебно и всегда опасались новых претензий скандинавов на английский трон. Вскоре в своих честолюбивых замыслах они пошли еще дальше. В 1053 году титул эрла Уэссекса унаследовал сын Годвина Гарольд. А через 4 года после загадочной смерти Эдуарда Этелинга, внука Этельреда II, которого на правах наследования можно было считать преемником Эдуарда Исповедника[75], тот же самый Гарольд, уже самый влиятельный человек в Англии, наверняка мыслил себя будущим королем Англии. Таким образом, к 1057 году все партии, наиболее заинтересованные в приближающемся кризисе, занимали свои позиции. И уже назревали фундаментальные вопросы, разрешить которые можно было только войной.
Теперь судьбы Англии и Нормандии тесно переплелись. Остается только добавить, что свои политические интересы норманны устремили на одно из самых интересных государств Западной Европы. Некоторые новшества, посредством которых норманны оказали влияние на социальную и культурную жизнь Англии, будут отмечены ниже, но уже в середине XI века англосаксонская Англия вела обширную торговлю и ее политическая структура во многих отношениях заслуживала внимания. Функционирование судов в графствах и сотнях (округах графства) и их связь с монархией отражали развитие исполнительной власти, и таким образом, если судить с позиций того времени, была создана фискальная система, обеспечивающая сбор королевских налогов. Более того, в Англии периода Эдуарда Исповедника было по крайней мере несколько человек, которые осознавали всю важность единства Англии и то, что это единство нельзя было ни нарушать, ни разрушать. Говорят, например, что когда в 1051 году силы короля и эрла Годвина вступили в конфронтацию в Глостершире, атаковать восставшего эрла было готово все королевское войско, если бы король пожелал того, но «некоторые из них считали, что вступить в бой сейчас было бы огромным безрассудством, так как в этих двух войсках были собраны самые знатные фамилии Англии. Они считали, что подобная война открыла бы нашим врагам путь в страну и это навлекло бы гибель на нас самих»[76].
Игнорировать эти отдельные заявления нельзя. С другой стороны, такие чувства почти не находят выражения в политической истории Англии в период правления Эдуарда Исповедника. Постоянная борьба между эрлами всегда терзала Англию, а растущий социальный индивидуализм в Области датского права всегда отражался в поддержке иностранных захватчиков. И действительно, переоценить степень политического единства Англии до завоеваний весьма легко. В староанглийском государстве были явно выраженные уязвимые места, ими-то норманны и воспользовались. Здесь «ненавистной» гражданскую войну считала хотя бы часть жителей страны, и авторитет за монархией признавали по всей стране, хотя и в разной степени. И именно для того, чтобы ликвидировать такую политическую систему, через Ла-Манш и потянулись норманнские силы. По этой причине норманнское влияние на Англию, ставшее неизбежным уже в 1050 году, когда все-таки стало реальностью, имело особую природу и повлекло за собой сложные, а иногда и удивительные последствия.
Ранняя история развития Нормандии указывает и на другие значительные области, где норманны осуществляли завоевания во второй половине XI века. Но там условия были абсолютно иными, В южной Италии и на Сицилии норманны свершали свои завоевания не в государствах, унифицированных античными традициями, а там, где созданное историей множество конкурирующих государств и соперничающих сил вызывает только недоумение[77]. Византийский император, например, претендовал на то, что вся территория южнее Рима или, точнее говоря, южнее линии, которую можно провести приблизительно от Термоли до Террацины, находится под властью Константинополя>{15}. Но на этой территории находились ломбардские княжества, например Беневенто, Капуя, Салерно, а вдоль берега моря — города-государства под властью герцога, например в Неаполе, Гаэте и Амальфи. Наконец, с севера Альп завладеть всем этим районом постоянно стремился император Священной Римской империи, а Папа Римский претендовал на гегемонию над всей Церковью. И вот над всем этим нависла угроза сарацин, центром которых была Сицилия, находившаяся теперь под властью мусульман.
Во всей этой неразберихе наибольшее влияние на расстановку сил в южной Италии первой четверти XI века, без сомнения, имела Византийская империя>{16}. Управление осуществляли из города Бари официальные представители империи, которых обычно называли
