Нормальные люди - [25]

В тот вечер Коннелл не пошел домой, а остался у нее. Они лежали на кровати, глядели в потолок, разговаривали. До этого момента они избегали разговоров о том, что произошло между ними в прошлом году, но в этот вечер Коннелл сказал: а твои друзья про нас знают?

Марианна помедлила с ответом. Что именно? – сказала она наконец.

Про то, что было в школе и после.

Вроде бы нет. Может, они о чем и догадались, но сама я им не рассказывала.

Коннелл помолчал несколько секунд. Она прислушивалась к его молчанию в темноте.

Ты огорчишься, если они узнают? – сказал он.

Да, в определенном смысле.

Он повернулся – теперь он смотрел не в потолок, а ей в лицо. Почему? – сказал он.

Потому что это было унизительно.

Ты имеешь в виду – то, как я с тобой поступил?

Ну да, сказала она. А еще то, что я такое позволила.

Он осторожно нащупал под одеялом ее ладонь, она ее не отдернула. Ее нижняя челюсть дрогнула – но она старалась, чтобы голос звучал беспечно и шутливо.

А ты хотя бы думал о том, чтобы пригласить меня на выпускной? – сказала она. Это глупо, конечно, но мне очень хочется знать, думал или нет.

Если честно, нет. И очень жалею.

Она кивнула. Она все смотрела на темный потолок, сглатывала, очень боясь, что он различит выражение ее лица.

А ты бы согласилась? – спросил он.

Она еще раз кивнула. Попыталась закатить глаза, насмехаясь над самой собой, но получилось не смешно, а как-то безобразно и жалко.

Мне правда очень жаль, сказал он. Я поступил не по-людски. И ты знаешь, судя по всему, в школе про нас с тобой и так догадались. Не знаю, слышала ты об этом или нет.

Она приподнялась на локте и уставилась на него сквозь темноту.

О чем догадались? – сказала она.

Что мы встречаемся, все такое.

Коннелл, я никому не говорила, жизнью клянусь.

Даже в темноте она увидела, как он вздрогнул.

Конечно, я знаю, кивнул он. Я о том, что, даже если бы и сказала, это ничего бы не изменило. Но я убежден, что не говорила.

И много ты гадостей наслушался?

Вовсе нет. Эрик просто ляпнул что-то такое на выпускном – что все знают. Но всем было наплевать.

Опять повисло короткое молчание.

Я виню себя за все, что тебе наговорил, добавил Коннелл. Про то, как это будет ужасно, если все всплывет. Как ты понимаешь, это были мои личные заморочки. В смысле всем было бы без разницы, даже если бы и узнали. Вся беда в моей повышенной тревожности. Нет, я не оправдываюсь, но я, похоже, заразил тебя этой тревожностью, если ты понимаешь, о чем я. Не знаю. Я и сейчас часто об этом думаю, зачем я устроил всю эту хрень.

Она сжала его руку, он в ответ сжал ее – так крепко, что едва не сделал ей больно, и это краткое проявление его отчаяния заставило ее улыбнуться.

Я тебя прощаю, сказала она.

Спасибо тебе. Знаешь, меня это многому научило. И очень надеюсь, что я изменился, в смысле стал другим человеком. И уверяю тебя: если да, то только благодаря тебе.

Они так и держались за руки под одеялом, даже когда заснули.

И вот они добрались до ее дома, она спрашивает, не хочет ли он зайти. Он говорит, что проголодался, она отвечает, что в холодильнике осталось что-то от завтрака. Они вместе поднимаются наверх. Коннелл обшаривает холодильник, а она тем временем принимает душ. Она снимает одежду, включает воду на полную мощность и стоит под струей минут двадцать. От этого делается легче. Она выходит, завернувшись в белый халат, просушив волосы полотенцем – Коннелл уже поел. Тарелка пуста, он проверяет почту. В комнате пахнет кофе и жареным. Она подходит к нему, и он, будто внезапно разнервничавшись, вытирает губы тыльной стороной ладони. Она стоит рядом с его стулом, а он, глядя на нее снизу вверх, развязывает пояс ее халата. Почти год прошел. Он прикасается губами к ее коже, и Марианна сама себе вдруг кажется святыней. Ну, пошли в постель, говорит она. Он идет за ней следом.

После она включает фен, а он идет в душ. Потом она снова ложится, вслушиваясь в шум воды в трубах. Улыбается. Коннелл выходит из ванной и ложится с ней рядом, лицом к лицу, дотрагивается до нее. Хм, говорит она. Они продолжают ласки, почти без слов. Потом ее объемлет покой, хочется спать. Он целует ее опущенные веки. С другими все не так, говорит она. Да, говорит он, я знаю. Она чувствует, что он о чем-то умалчивает. Она не может понять: сдерживает ли он желание отстраниться или желание окончательно обнажить свою душу. Он целует ее в шею. Веки у нее тяжелеют. Похоже, все у нас будет хорошо, говорит он. Она не знает или не помнит, про что он. Погружается в сон.

Через два месяца (апрель 2012 года)

Он пришел прямо из библиотеки. У Марианны в гостях друзья, но после его появления они сразу прощаются, снимают куртки с крючков в прихожей. Одна Пегги остается сидеть за столом, наливая розовое вино из бутылки в огромный бокал. Марианна протирает мокрой тряпкой столешницу. В окне над кухонной раковиной виден прямоугольник неба, джинсово-синий. Коннелл садится за стол, Марианна достает ему из холодильника бутылку пива, открывает. Спрашивает, хочет ли он есть, он отказывается. На улице тепло, холодное пиво очень кстати. Скоро экзамены, и теперь он сидит в библиотеке, пока не зазвенит колокольчик – сигнал закрытия.