Норильск - Затон - [37]

— Оп — ля, — обалдел Илья, почувствовав чужие руки на спине и незнакомые духи, наполнившие кухню. — Конечно, кто ещё, если не ты, матрёшка.

— Прогонишь, подниму крик. Раззвоню, что ты принуждаешь меня к сожительству.

— Чего? — оторопел он враз.

— Угрожаешь уволить меня, а мужа отправить на материк… — не моргнув глазом добавила Светка.

Илья стоял молча, проглотив от наглости дамы и её изобретательности язык. «Мало тревожного сообщения оперативного, так ещё и такие коленца на ровном месте получить. Вот так влип, даже не сообразишь, как выпутаться от лап и хватки этой суки. Вымажет, не отмоешься вовек. Рассказывай потом и объясняйся».

Пока это он так-то мозговал и прикидывал, как выкрутится без потерь. Просмотрел, как взяв под руку подвернувшийся хромовый сапог сына, мать налетела на стервозницу сзади, лупя без жалости и даже с остервенением таская за волосы. Очухавшийся Седлер с большим трудом растащил женщин. Вернее оттаскивать пришлось мать, а та только отбивалась, дико вереща и спасая волосы.

— Гоп стоп, мать, угомонись, развоевалась. Ты на вроде как спала.

— Отстань, эта дрянь получит.

— Притормози, тебе говорю. А ты, пошла вон, — шуганул он нахалку. Она выпорхнула, ощипываясь, столкнувшись на входе с Лизой, пропустившей её молчком мимо себя и даже проводившей женщину жалостливым взглядом.

— Как наподпеваются ему, словно дуреют, — покачала головой она, к радости свекрови, сдувающей с раскрасневшегося лица разметавшиеся волосы. Луканув в сердцах не плохо поработавший сапог, та села к столу. — Каждый раз одно и тоже, хоть рот не открывай. От кого у него такой голос?

— Отец пел, тоже весь двор собирался. Ребятня обступит, девчонки рты раскроют, не сводя с него влюблённых глаз. Брёвна, на которых собирались, отполировали и лак не нужен. Из Московских окон бабы выпадали.

Илья застыл у двери.

— Ба, какие новости я узнаю, ты в Москве жила?

— Не помню, я разве так сказала? — опомнилась она, сболтнув лишнее.

Для наглядности он даже побил себя ладонями по ушам.

— Глухотой пока не страдаю, мамуля. Колись уже.

— Какая разница, — идите, веселитесь, потанцуйте. Пользуйтесь молодостью. Жизнь пролетит, не поймаете.

— Скажите, — подвинула Лиза свекрови чашку с чаем, — сколько человек за жизнь может любить?

— Тебе-то зачем? — насторожился Илья. «Нет, надо быть на чеку её спокойствие и молчание ничего не значат, история с удочерением тому доказательство».

— Ты хочешь спросить Лизонька, сколько из того, что нам выпадает, считается любовью?

— Может и так, — согласилась та.

— Нет, тебе это зачем? — опять влез Илья так и не получив ответ.

— Первая и последняя, всё остальное бег жизни, — рассказала Елизавета Александровна.

— Почему? — настаивала Лизонька.

— Человек не врёт и чист перед людьми и собой в начале и конце своей дороги, — объяснила она.

— Но бывает же одна любовь на всю жизнь, — не сдавалась невестка.

— Вот у нас такая, — обрадовался Илья, — закрывайте бестолковую дискуссию и пойдём веселиться, Лизок.

Мать улыбнулась, хорошо понимая его беспокойство, после случившегося только что эпизода.

— Это наложение Лиза первой и последней, божье благословение, великое счастье для обоих. Идите, идите, — вытолкала она их.

Замполит, завидев возвращение командира, поманив, отозвал Илью:

— Зачем вызывали?

Тот почти на ухо сказал:

— Сбежала группа рецидивистов с рудника. Предупреждали. Очень опасны.

— Ну, это постоянное явление в наших местах, с чего они так запаниковали? — перекривился Юра.

Седлер опять прилип к его уху:

— Обычно одиночные побеги. Так мелкота. Больно-то никто и не искал, а это крупная рыбка, много. Волнуются, естественно, и предупреждают, что опасны.

Юра беспечно отмахнулся и предположил:

— К нам не пойдут. Чего они в сторону севера когти рвать будут. Если прорываться, то к аэропорту или в сторону Красноярска. Так что успокойся и веселись.

— Да я и сам так думаю, но на всякий случай караул предупредил, — помахав отплясывающей жене рукой, сказал Илья.

— Вот и порядок. Пойдём, споёшь чего-нибудь, — хлопнул его по крутому плечу, на который только что вешалась отметеленная матерью телефонистка, замполит.

— Пошёл к чёрту, — не поддержал его инициативу Илья. — Танцуй лучше.

— И это неплохо, — натолкнувшись на не настроение командира, не настаивал замполит.

Насидевшись за столом и натанцевавшись, выкатились, прощаясь на площадку перед «ДОСом». Разбегание по домам затянулось на часы. Ещё долго плыли по водам реки весёлые голоса, будя покой вечной мерзлоты и прах погребенных в неё костей, не долюбивших, не доживших, не дорастивших детей, песнями и смехом.

Ох, «Затон», сколько в тебе намешано. Дети и внуки, невольных, замученных здесь строителей его, несут теперь нелёгкую службу на твоих топях и берегах.

Будни «Затона»

Приведя себя в порядок, Седлер отправился под утро, проверять караульную службу. Не торопясь обошёл своё угомонившееся на рассвете от праздника хозяйство. По ходу вспомнил, как по приезду на «Затон» вот так же делая обход своих владений с сопровождавшим его тогда старым прапорщиком Мухиным, старожилом этого дивизиона. На изгибе реки встретили причалившего к берегу на моторке местного узкоглазого с выпирающими скулами парня.