Нора Галь: Воспоминания. Статьи. Стихи. Письма. Библиография - [6]

        Каждый читающий по-французски повесть Камю отчетливо слышит ее мелодию. Строгая и печальная, она начинает звучать с первых строк романа, сразу вводя нас в атмосферу «непередаваемо-своеобразной интонации» (Адамович).

        Между тем манера Камю на первый взгляд предельно проста. Никаких синтаксических вольностей, к которым так склонна современная французская проза. Подлежащее, сказуемое, второстепенные члены предложения – число которых, впрочем, сведено к минимуму, – занимают во фразе те самые места, которые им предписывает строгий канон классической грамматики. И, однако, французская критика долго билась в поисках определения стиля Камю. «Плоский», «нейтральный», «сырой», «невинный» – приводит далеко не полный перечень этих определений С.Великовский.

        Откуда же возникает в повести эта неповторимая интонация? Как передать ее на русском языке?

        Aujourd'hui maman est morte. Ou peut-être hier, je ne sais pas. J'ai reçue un télégramme de l'asile: «Mère décédée. Enterrement demain. Sentiments distingués». Cela ne veut rien dire. C'était peut-être hier (p.27)[13].

        Сегодня умерла мама. Или, может, вчера, не знаю. Получил телеграмму из дома призрения: «Матушка скончалась. Похороны завтра. Искренне соболезнуем». Не поймешь. Возможно, что и вчера (Н.Галь, с.117)[14].

        Сегодня умерла мама. А может быть, вчера – не знаю. Я получил из богадельни телеграмму: «Мать скончалась. Похороны завтра. Искренне соболезнуем». Это ничего не говорит, – может быть, вчера умерла (Н.Немчинова, с.51).

        Сегодня умерла мама. Или, может быть, вчера, не знаю. Я получил из приюта телеграмму: «Мать скончалась. Похороны завтра. Примите соболезнование». Не совсем ясно. Может быть, это было и вчера (Г.Адамович, с.27).

Так начинается роман Камю.

        Эти три начала пока еще очень похожи. Их лексические расхождения довольно нейтральны («дом призрения» – «богадельня» – «приют»). Но чуткий слух уже и здесь улавливает разницу. Она еще едва наметилась, прозвучала в последних фразах абзаца – в кратком, сдержанном: «Не поймешь. Возможно, что и вчера»; пояснительном: «Это ничего не говорит»; пространном: «Может быть, это было и вчера».

        Внимательный глаз отметит исчезновение личного местоимения у Н.Галь, ухо уловит в ее тексте сжатость, упругость фразы, большую, чем в двух других текстах, и ощутимую, несмотря на избранные переводчицей более «длинные» слова: «матушка», «дом призрения» – и даже несмотря на сложноподчиненную конструкцию последней фразы («возможно, что и вчера»).

        Это ощущение укрепится в следующих строках и будет всё сильнее укрепляться по мере продвижения по тексту повести, звучание которой в трех переводах отчетливо складывается в три совершенно разные мелодии.

        Выехал двухчасовым автобусом... Позавтракал, как всегда, в ресторане у Селеста... Чуть не упустил автобус, пришлось бежать бегом. Торопился, бежал, да потом еще в автобусе трясло и воняло бензином, дорога и небо слепили глаза, и от всего этого меня сморил сон. Проспал почти до Маренго. А когда проснулся, оказалось – привалился к какому-то солдату, он мне улыбнулся и спросил, издалека ли я. Я сказал «да», разговаривать не хотелось (Н.Галь, с.117).

        Итак, я решил поехать двухчасовым автобусом... Пообедал я, как обычно, в ресторане у Селеста... Я побежал бегом, чтобы не опоздать на автобус. Наверно, из-за этой спешки, этой беготни, да еще из-за тряски в дороге, запаха бензина, бликов света на накатанном асфальте, от слепящего солнца в небе, меня одолел сон – я спал почти всю дорогу. А когда проснулся, то оказалось, что голова моя лежит на плече какого-то военного, моего соседа; он мне улыбнулся и спросил, издалека ли я еду. Я буркнул «да» – не хотелось разговаривать (Н.Немчинова, с.51).

        J'ai pris l'autobus à deux heures... J'ai mangé au restaurant, chez Céleste, comme d'habitude... J'ai couru pour ne pas manquer le départ. Cette hâte, cette course, c'est à cause de tout cela sans doute, ajouté aux cahots, à l'odeur de l'essence, à la réverbation de la route et du ciel, que je me suis assoupi. J'ai dormi pendant presque tout le trajet. Et quand je me suis réveillé, j'étais tassé contre un militaire qui m'a souri et qui m'a demandé si je venais de loin. J'ai dit «oui» pour n'avoir plus a parler (p.27).

        Не касаясь пока перевода Г.Адамовича, попробуем сопоставить только два приведенных текста. Незачем и говорить, что в обоих случаях речь идет о совершенно «верном» и адекватном переводе. Каждый переводчик прав – своей правотой.

        Как бы мы ни решали для себя вопрос о том, насколько полно совпадают у Камю в каждый момент повествования «я» героя и «я» рассказчика, мы сразу обращаем внимание на последовательное отсутствие этого «я» в переводе Н.Галь. Почти все связи между фразами исчезли, вместо них возникает, по точному выражению Великовского, «бессоюзный пробел». Союзы, особенно причинные, и дальше на протяжении всего текста будут заменяться то тире, то двоеточием, то каким-либо другим знаком[15]. Сменяют друг друга в чисто временн