Номерные сказки - [3]

Вот и сейчас секунду назад воинственные собутыльники спали, пуская друг другу в бороды одинаковые пузыри.

— Ишь, выпивохи! — царь ткнул корявым, но благородным по сути пальцем в храпящую знать. — Родословная на родословной, а желудки у всех куриные. Ни тебе одесную, ни ошую напарника. Садись, дозволяю. Два выпей и не закусывай, разговор серьезный.

Привычный Федот с улыбкой осадил два ковшика, молодцевато икнул и уставился бородатым своим лицом в не менее бородатое царское. Последнее шевелило бровями и отчасти носом, концентрируясь на проблемах законодательной власти.

— Ну как? — спросил царь, непонятно что имея в виду.

— Так ить ежели вразрез пойдет — завсегда справимся! — бодро отвечал многоопытный крестьянин.

— Молодец! Плетей бы тебе всыпать! Да не за что, потому как молодец! — царь всхлипнул, содрал с себя орденишко попроще и шлепнул Федоту в ладонь. — Носи, мерзавец!

— Премного, надежа-батюшка! — еще бодрее крикнул ходок и налил царю и себе сразу по три. Царь бессмысленно окинул взглядом ковшики и отодвинулся. Затем повернулся к ходоку, поднял палец и долго-долго махал им перед его носом, прежде чем готовая фраза вышла наружу.

— А конституция-то поди снится? .. А? Правишки-то заиметь желаешь? Выборы там ... Хочешь по конституции, как кельты немецкие?

— Обижаешь, государь! — отвечал мужик. — Что-ж ты так-то? Али мы свиньи какие? Кто-ж по бумажке, без твоего духа могучего, жить захочет? Обидел, государь ...

Более трех минут царь сидел недвижно и смотрел на пламя свечи. Когда первая слеза поползла по его щеке, бывалый ходок осторожно вытер ее рукавом и положил царскую руку себе на голову.

— Молодец! Почвенник! — растроганно говорил царь, гладя обессиленной рукой бугристую голову народного представителя. — Уверенность ты во мне рождаешь. Стоим и будем стоять! Молодец! Кость крепкая. Добрый конь. — государь быстро засыпал и немного путался в разговоре. Заснув окончательно, он навалился на стол и тихонько захрапел над блюдом с редькой. Отработавший свое ходок почесал грудь, перекрестился, долил бочонок в ковшики и продолжил в полном безмолвии.

Сказка №4

В субботу утром среди ясного неба вдруг раздался гром, и возле старинного царского склепа разверзлась земля два на полтора метра. Это был намек. Пошатнувшаяся в обществе вера выходила обществу боком. Дальновидный в силу испуга царь принял немедленные меры. По дворам забегали посыльные, раздавая бесплатные алюминиевые крестики по пять штук на руки, циркулировали с суточным запасом ладана и святой воды сорок два дежурных попа о сорока двух кадилах, беспрерывно звонили колокола на всех колокольнях. Полным ходом шло укрепление основ.

Царь сидел, нацепив очки, за письменным столом и выслушивал мнение столпов духовенства. Речь шла о еретиках.

— ...Согласно чему вырывание ног еретика есть наиболее гуманный способ борьбы с оным, — докладывал по свитку похожий на подсвечник игумен. — Ибо сказано тут у меня: не приемля слова истинного, да в сморчка будешь превращен, али ушей отрезание, али в прорубь дерзкого, али морды клеймение, али...

— Понял! — крякнул царь, махая рукой. — Садись, преблагий, уразумел тебя. Мнение, я чай, общее?

Клобуки степенно наклонились и вновь выпрямились.

— Ага, — сказал царь. — Консенсус. Ну дык за дело!

К вечеру до полусотни еретиков сидело в большой рубленой клетке, представлявшей из себя летнюю тюрьму. Баб было трое, отрок один, собак две, остальные пахли луком и кутались в бороды. Собак, внимательно осмотрев, отпустили. Перед оставшимися выступил лично царь.

— Покайтесь! — сказал он строго. — Равняйсь! Смирно! Первый пошел!

— Виноват, батюшка! — зачастил крестьянин, вцепившись в клетку. — Кто-ж его разберет ночью-то! Темно у нас ночью-то! А квасу-то мало не пьем, много пьем, вот на двор и ходим. Обмочили, был грех, оне ить в черном лежали, не видать. Кабы знать, что их преподобие лежали, так и не мочились бы. А так мочились, ага. Оне пьяные, молчат, почивают, а нам ночью темно, а оне как раз за углом лежат, а мы и не видим, мочились, ага. Кого хошь обмочили бы, темно было, а серчать на нас не за что, квасу-то много пьем, вот на двор и ходим...

— Еретик! — злобно сказал один из стоящих поодаль клобуков. Остальные его почему-то сторонились.

Царь почесал в затылке. Такой судебно-правовой вопрос стоял перед ним впервые.

— Экспертизу надо устроить! — дернул его за рукав возникший, как всегда, из ниоткуда шут. — У них анализы взять, а у него рясу. А то, может, это собаки были. Зря отпустили-то.

— Зря! — опять крикнул тот, которого сторонились.

— Следующий! — велел царь.

Баба в застиранном кокошнике высунула длинный нос из клетки и закричала:

— Ваше преподобие! Согласная я! Посовещались мы с мужем! Согласная я! С вами оно невелик грех будет, тока погодим, пока пост кончится! Тогда на сеновал и приходите! Согласные мы, отпустите, ваше преподобие!

Один из стоящих поодаль клобуков быстро отвернулся, заложил руки за спину и стал насвистывать что-то литургическое. Царь поглядел на него с сомнением.

— Грудастая баба! — заметил шут, показывая на клетку. — Дьяволово отродье, у добрых людей сразу столько-то не бывает. Если уж в клетку посадил, так в Европу надо везти, шапито разбивать, на такое диво поглядеть гульденов-то не пожалеют.