Номер знакомого мерзавца - [2]

Шрифт
Интервал

То есть, как выражался наш замполит: «И там он нашел свой блицкриг!»

* * *

Я поехал пить чай в круглой башне кинотеатра. Там было кафе наверху, и оттуда я смотрел поверх своей чашки на лед, уже твердо ставший, заснеженные вершины гор на той стороне залива; на башенный кран неподалеку, опускавший какую–то железную конструкцию; на двух девушек, очень долго пивших за соседним столиком сидр из красивых маленьких бутылочек, на освещенную предвечерним солнцем улицу внизу, на изгиб вмерзшей в лед косы рядом с рыбным рынком, на черные деревья вдоль набережной. И допив чай, вышел со злым, надменным и радостным желанием взять и умереть. Просто от абсолютной безрадостности для меня всего этого.

* * *

Я читаю по одному новому роману в неделю Д. М. Томас, Иэн Бэнкс, Грегори Норминтон, Мураками — в аннотациях все они гении. До чего пала литература!

Гений это — я.

* * *

«Вы натуральная брюнетка?» — спросил я, приправив вопрос интонацией восхищения. «Да», — соврала она.

Мне ли не знать натуральных брюнеток… У нее стильная стрижка и раскосые глаза.

Она ждет меня в закусочной «Карусель» неподалеку от бывшего парка аттракционов.

Сейчас там просто сквер с ржавым остовом того, что некогда представляло из себя жалкую имитацию американских горок. Три буквы на светящейся вывеске не горят. И теперь это выглядит как «Карусель за…очная».

В этом есть комическая нарочитость. Она учится на заочном, и теперь ее первая сессия. Но она не обратила внимания на метаморфозу названия.

Я обещал принести словарь иностранных слов. У нее в сумочке методичка с полусотней слов и выражений, значение которых она должна знать. Я надеялся, что возьму словарь на работе, но у нас его не оказалось.

«Что же делать?» — спрашивает она, готовая расстроиться, но с надеждой на заготовленное мной чудо. «Хотите, я угощу вас сухим мартини, как в прошлый раз?» — «Нет, мне же надо учить». «Хорошо, давайте посмотрим». Она раскрывает методичку: «Вот: авизо» — «Платежное поручение от одного контрагента другому, а также информация об изменении текущего счета». «Подождите, я записываю». Она записывает, а я прошу официантку принести мне светлое пиво, а для нее сухой мартини.

«Альянс». «Альянс… союз, заключенный сторонами для совместной борьбы или противостояния третьей стороне», — сообщаю гадательно. Когда мы доходим до буквы «В», я кладу руку на ее колено. Она пьет мартини, записывает, мы доходим до слова «креатура», и моей руке уже некуда подниматься выше по обтянутой капроном ляжке. Так верное решение превращается в неверное, исчерпав себя. Теперь ее надо вести в постель, либо убрать руку. Но она строчит в своей тетради, как ни в чем не бывало, и пьет второй мартини. Да и вести ее некуда. Я убираю руку и кладу ладонь на прохладный столик. «Менталитет», «монополия»… «Обскурантизм». «Воинствующее мракобесие». «А это как понять?» Меня заводит ее милое невежество. А что толку?

Наконец, она подводит итоги: «Значит, вы не смогли мне рассказать только маркетинг, консалтинг и дистрибьютор…»

«Эти слова не имеют ни малейшего смысла в России, употребляются исключительно в целях создания внешнего эффекта. Советую и вам так ответить».

Итак, я выбиваю 47 из 50 и удаляюсь ни с чем.

* * *

Иногда мне удается навести силовые линии, создать подобие солнечной системы из хаотически вращающихся осколков. Последним средством в этих демиургических попытках обычно выступает фатализм. И здесь все годится в дело. Просроченный платеж, сорвавшееся свидание, вызванная головной болью рассеянность, забытая на столе пачка сигарет, крик чайки, автомобильная пробка должны сложиться, как кубики мозаики.

Эта вселенная вертится исключительно в моей голове, бесконечно достраиваясь как спираль ДНК, обещая некое воплощение, пока я не решаюсь устроить этому никчемному миру потоп. И разве что обрывку какой–нибудь записки удается спастись от моего гнева, подобно ковчегу Ноя. По этим письменам я порой предпринимаю попытки реконструкции собственного прошлого и шлимановские путешествия к затерянным сокровищам.

Но щит Ахилла всегда оказывается подменен медной поделкой, стрелы Филоктета хромированными ножками функциональной мебели, раковина Афродиты — пепельницей… Я улыбаюсь, я прощаю им это притворство, мимикрию самосохранения. Они просто говорят мне: ты сам другой, не доверяют. И никакие возражения не убедят, они признают только действие. Обеги трижды вокруг троянских стен. Я не уверен, стоит ли затевать все сначала. Не уверен — не затевай. Все movie с припиской «2» никуда не годятся. А нам и не нужно «два». Это будет новый № 1. Собственно, так же как с прозой, когда каждый раз с самого начала, с нуля. С одним горящим взглядом замысла, как это было в тот раз, когда я спускался с ней в лифте из ее адвокатской конторы, куда зашел в последний раз, отдать книгу, и нажал на кнопку «стоп». И это были пять минут полного безумия, после которого мы отправились на самый верхний этаж, чтобы не удовлетворять любопытство тех, кто пинал ногами створки лифта на первом. А потом спустились по боковой лестнице и расстались уже навсегда.

* * *

Или сидишь, пытаясь развести спиртовое пламя под сухим остатком мелькнувших в автобусе мыслей; не больше, чем на чайную ложку, но в принципе этого достаточно для утренней дозы. А вокруг тебя болтают, переключают каналы, играют с кошкой. И что–то рассказывают. А тебе это все как наркоману, которого вот–вот начнет уже колотить. И ты оставляешь на время эти попытки, включаешься в разговор, не выпуская из головы опорные точки темы.


Еще от автора Евгений Альбертович Мамонтов
Рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Весь мир Фрэнка Ли

Когда речь идет о любви, у консервативных родителей Фрэнка Ли существует одно правило: сын может влюбляться и ходить на свидания только с кореянками. Раньше это правило мало волновало Фрэнка – на горизонте было пусто. А потом в его жизни появились сразу две девушки. Точнее, смешная и спортивная Джо Сонг была в его жизни всегда, во френдзоне. А девушкой его мечты стала Брит Минз – красивая, умная, очаровательная. На сто процентов белая американка. Как угодить родителям, если нарушил главное семейное правило? Конечно, притвориться влюбленным в Джо! Ухаживания за Джо для отвода глаз и море личной свободы в последний год перед поступлением в колледж.


Спящий бог 018

Книгой «СПЯЩИЙ БОГ 018» автор книг «Проект Россия», «Проект i»,«Проект 018» начинает новую серию - «Секс, Блокчейн и Новый мир». Однажды у меня возник вопрос: а какой во всем этом смысл? Вот я родился, живу, что-то делаю каждый день ... А зачем? Нужно ли мне это? Правильно ли то, что я делаю? Чего же я хочу в конечном итоге? Могу ли я хоть что-нибудь из того, к чему стремлюсь, назвать смыслом своей жизни? Сказать, что вот именно для этого я родился? Жизнь похожа на автомобиль, управляемый со спутника.


Весело и страшно

Автор приглашает читателя послужить в армии, поработать антеннщиком, таксистом, а в конце починить старую «Ладу». А помогут ему в этом добрые и отзывчивые люди! Добро, душевная теплота, дружба и любовь красной нитью проходят сквозь всю книгу. Хорошее настроение гарантировано!


Железный старик и Екатерина

Этот роман о старости. Об оптимизме стариков и об их стремлении как можно дольше задержаться на земле. Содержит нецензурную брань.


Двенадцать листов дневника

Погода во всём мире сошла с ума. То ли потому, что учёные свой коллайдер не в ту сторону закрутили, то ли это злые происки инопланетян, а может, прав сосед Павел, и это просто конец света. А впрочем какая разница, когда у меня на всю историю двенадцать листов дневника и не так уж много шансов выжить.


Держи его за руку. Истории о жизни, смерти и праве на ошибку в экстренной медицине

Впервые доктор Грин издал эту книгу сам. Она стала бестселлером без поддержки издателей, получила сотни восторженных отзывов и попала на первые места рейтингов Amazon. Филип Аллен Грин погружает читателя в невидимый эмоциональный ландшафт экстренной медицины. С пронзительной честностью и выразительностью он рассказывает о том, что открывается людям на хрупкой границе между жизнью и смертью, о тревожной памяти врачей, о страхах, о выгорании, о неистребимой надежде на чудо… Приготовьтесь стать глазами и руками доктора Грина в приемном покое маленькой больницы, затерянной в американской провинции.