«Номер один» - [19]

После внезапного и жестокого отсева группы «Пероксид» из шоу «Номер один» Джорджи убедила себя, что они провалились из-за ее недостаточной стройности. Чем больше люди выражали удивление тем, что девушкам не удалось подняться до стадии «поп-школы», тем глубже она убеждала себя в том, что это ее вина.

На протяжении многих недель после отсева родители Джорджи с отчаянием наблюдали за тем, как их красивая дочь ведет войну с собственным телом. Сначала они надеялись, что, когда печальная известность их истории утихнет, она сможет прийти в себя, но угасание интереса к ней СМИ только усилило ненависть Джорджи к самой себе. Комментарии прохожих на улице перешли от поддержки к жалости, потом к презрению и, наконец, к безразличию, и именно это последнее Джорджи переживала больнее всего. На какой-то момент ей почудилось, что она что-то значит, а затем оказалось, что это не так. И виновато в этом было ее предательское тело.

Потребовалось шесть месяцев усилий со стороны родителей, а также деньги на частную клинику, которую они с трудом могли себе позволить, чтобы приблизить Джорджи к миру нормальных людей, и теперь все началось заново.

— Привет, Джорджи! — щебетала Эмма. — Как дела у группы «Пероксид»? Мы обожаем «Пероксид».

Им ничего не обещали. Эмма была очень осторожна и ничего не пообещала ни от своего лица, ни от лица своих работодателей, но она все же потихоньку подталкивала девушек к принятию решения. Она бросала тонкие намеки насчет того, что, по мнению сотрудников шоу, в прошлом году они стали свидетелями несправедливости и что девушки не должны позволить той истории сломить себя. Они ведь две сильные женщины и при желании смогут снова вступить в борьбу.

Мишель и Джорджи были в восторге. Мишель тут же отправилась в местный магазин «Энн Саммерс», чтобы почерпнуть идеи для новых костюмов, а Джорджи, чьи груди только недавно вернулись к нормальному размеру, а цикл месячных так и не восстановился, пошла прямиком в туалет и начала приводить себя в норму.

И теперь ее родители сидели и наблюдали за появлением старых признаков. Звуки рвоты, спускаемая вода, постоянный запах пасты изо рта дочери. Таким образом Джорджи пыталась контролировать ситуацию: если она больше ни на что не могла повлиять в своей жизни, то она хотя бы могла следить за собственным телом: заставлять его сжиматься, поглощать самое себя, наказывать его за то, что в прошлом году оно оказалось не на высоте, и показывать, что случится, если это произойдет снова.

Королевская заявка

Триста конвертов, четыре чашки кофе и две сигареты отделяли Эмму от группы «Пероксид», и она чувствовала, что у нее голова идет кругом от обилия надежд и мечтаний, как вдруг она взяла конверт, который резко привел ее в чувство. Это была такая неожиданность, даже шок, причем для Эммы очень болезненный шок. На конверте стоял штамп Балморала, и маркировано оно было почтовым отделением Букингемского дворца. На конверте было тиснение в виде королевского герба.

Принц Уэльский подавал заявку на участие в шоу «Номер один».

Она просто глазам поверить не могла, когда увидела имя на бланке заявки и прочитала описание под ним. «Органический фермер. Занимаюсь благотворительностью. Наследник престола».

Эмме вдруг захотелось заплакать. Это было уже слишком. Конечно, она не была ярой монархисткой, но была искренне привязана к устоям, которые просуществовали много сотен лет и были во многом уникальны по своей сути. Когда Эмма была маленькой девочкой, королева приезжала к ним в школу, и это был просто великолепный день. Все девочки несли цветы и чувствовали себя принцессами в присутствии настоящей королевы. Конечно, это было двадцать лет назад, и сегодня монархия уже не принадлежала к разряду сказочных понятий. И все же, живя в мире огромных силиконовых грудей, радикальной подтяжки лица и реалити-ТВ, Эмма продолжала уважать то, что олицетворяла собой королевская семья. А теперь… теперь принц Уэльский подавал заявку на участие в шоу «Номер один».

— Твою мать! — не удержалась она. — Боже мой!

— Что такое? — спросил Трент, и все сидящие вокруг большого, заваленного листами бумаги стола подняли головы.

— Ничего, — ответила Эмма.

Она моментально приняла решение. Она его отсеет. Она спасет принца от самого себя. Закрыв рукой конверт с монограммой, она небрежно бросила королевскую заявку в кучу отказов.

— Ничего особенного, — повторила она.

Но было поздно.

— Что ты увидела? — спросил Трент.

— Я же сказала: ничего.

— Тогда зачем орать «твою мать» и «Боже мой»? Ну же, Эмма, от кого была заявка? От твоей матери?

— Нет, это просто какая-то глупая шутка, кто-то пытается косить под принца Уэльского. Я выбросила бланк.

— Покажи мне конверт.

С деланым равнодушием, пожав плечами, Эмма передала ему конверт с тисненой геральдической лилией и королевской маркировкой. Трент внимательно изучил его.

— Черт, по-моему, он настоящий, — наконец сказал он.

— Ой, да ладно тебе… — начала Эмма.

— Потому что если это глупая шутка, то с нами шутит человек, у которого есть доступ в почтовое отделение Букингемского дворца, а зачем ему это нужно? Все равно надо выяснить. Дай мне номер офиса принца Уэльского.