Номер 411 - [10]

Шрифт
Интервал


Это был наш первый долгий разговор. Двух людей, которым суждено было стать любовниками. Любовникам хочется броситься друг другу в объятья, раствориться друг в друге — мы же, напротив, стали возводить стены, да ещё из камня. И эти стены, которые мы начали строить с той самой скамейки, с того унылого привокзального сквера, с того лютого февральского дня, выросли на удивление быстро, словно дома на окраине города, здания-уроды, с квартирами, похожими на соты в улье, скучные коробки, скрывающие от взглядов все, что было прежде видно: деревья, луга, прежнее человеческое жильё, да и самих человеков, гуляющих по улицам. Все омертвляют эти жуткие фасады, с вечно закрытыми окнами, словно запертыми ртами, чьи жалюзи раскрашены в абрикосовый или бледно-жёлтый цвет. Пейзаж, настолько безобразный, что трудно понять, как люди могут выносить такую жизнь, разве только если вынуждены делать это. Но не влюблённые. Им-то какая нужда глазеть на эти стены, они всегда могут отвернуться и начать свой путь заново, не оглядываясь назад.


Но здесь в этой комнате под номером 411, выгравированном на обратной стороне двери, наши мысли, ясно, заняты вовсе не этим. Прошли два дня и две ночи наших объятий, разговоров, вдыхания запаха кожи друг друга, поцелуев. И когда приходит пора покинуть её, эту комнату, конечно же, мы, закрывая дверь, выходим, не оборачиваясь, чтобы не видеть ни смятых простыней, ни кожуры бананов, оставленной в корзине, ни серебряного подноса с останками роскошного завтрака: мы достаточно увлечены начавшейся историей нашей любви, и наши взгляды устремлены вперёд, а не назад, и полны надежд и ожиданий от каждого последующего дня.


На вокзале Термини мы целуемся и обнимаемся все то время, пока ждём прибытия наших поездов, двух разных поездов, отправляющихся в два разных города. И когда я вхожу в свой вагон, ты уже уходишь, ни разу не обернувшись, как потом будешь делать всякий раз, потому что ты, как и я, ненавидишь прощания. Я улыбаюсь вослед твоей удаляющейся фигуре, и у меня сильно бьётся сердце. Глядя, как ты пробиваешься по перрону сквозь спешащую в противоположном направлении толпу пассажиров, я думаю: вот он, мужчина что надо. На твоём месте мог быть любой, один из тех, кого я не знаю и не узнаю никогда, незнакомец среди толпы на огромном вокзале, на кого упал мой взгляд, может быть, потому, что мне понравилась его походка, или он показался очень мужественным, или потому что в форме его плеч или в манере щуриться и слегка наклонять голову, когда прикуривает сигарету, я уловила нечто, что произвело на меня впечатление. Чужеземец, один из многих себе подобных, фигура, схваченная периферийным зрением, чтобы исчезнуть раз и навсегда. Но нет, это был ты. Именно ты. И я тебя знала. Я знала, как сладка кожа твоего тела, знала, что у тебя на груди мягкие каштановые волосы, а на спине бледный шрам, я любила твои слова, манеру строить фразы, твой голос, я знала даже то, что мы встретимся, потому что обязательно должны были встретиться и, встретившись, мы сразу же, несмотря на страхи, предшествующие первой встрече, поймём, что в этом не будет никакой ошибки. И в то время, когда я смотрела на тебя, уходившего все дальше и дальше, пока ты совсем не исчез из виду, мне в голову пришли стихи Виславы Шимборской[6], которые звучат так:

Два человека убеждены,
Что внезапное чувство свяжет их.
Прекрасна такая уверенность,
Но неуверенность намного прекрасней.
Прежде, не зная друг друга, они полагали,
Что ничего подобного с ними никогда не случится.
Но что думали об этом улицы, лестницы, коридоры,
Знавшие, что они встретятся?
Хотелось бы спросить их,
Помнят ли они,
Как столкнулись лицом к лицу
во вращающейся двери?
А первое «извините» в толчее?
Или «я ошибся номером» в телефонной трубке?
Но мне их ответ известен:
Нет, не помнят.
Их здорово поразило бы,
Коль скоро они б узнали,
Что с некоторых пор,
Случай играет с ними.
Ещё не все готово,
Чтоб судьбы их изменились,
Случай то приближается к ним, то удаляется,
То оказывается у них на пути
И, подавляя, смешок,
Одним прыжком отскакивает обратно.
Он подаёт им сигналы и знаки,
Неважно, что они не расшифровываются.
Быть может, тремя годами раньше
Или в прошлый вторник
Маленький листик
Перелетел с плеча одного на плечо другого?
Что-то было потеряно, но что-то обретено.
Кто знает, быть может, то был мячик,
Забытый в кустарнике детства?
И были поручни и дверные звонки,
На которые, одно на другое,
Наложились касанья их рук.
И их чемоданы прижались боками
В тесноте багажного склада.
И один и тот же сон, пришедший к обоим ночью,
Заставил их проснуться в смущении.
И правда, любое начало
является лишь продолженьем
И книга исхода
Всегда открыта лишь наполовину.

Я поднялась в вагон, повторяя про себя финал этого стихотворения, и внезапно ощутила на языке горечь послевкусия: книга исхода всегда открыта наполовину. Я тряхнула головой, прогоняя мысль, достала из сумки журнал, открыла и, прижавшись виском к замёрзшему стеклу, принялась читать, не глядя на Рим, убегающий за окном, и стараясь не возвращаться к тому, что книга, открытая наполовину, может таить в себе множество разных финалов.


Рекомендуем почитать
Такой забавный возраст

Яркий литературный дебют: книга сразу оказалась в американских, а потом и мировых списках бестселлеров. Эмира – молодая чернокожая выпускница университета – подрабатывает бебиситтером, присматривая за маленькой дочерью успешной бизнес-леди Аликс. Однажды поздним вечером Аликс просит Эмиру срочно увести девочку из дома, потому что случилось ЧП. Эмира ведет подопечную в торговый центр, от скуки они начинают танцевать под музыку из мобильника. Охранник, увидев белую девочку в сопровождении чернокожей девицы, решает, что ребенка похитили, и пытается задержать Эмиру.


Кенар и вьюга

В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.


Валить деревья

В 1000 и 1001 годах в геолого-исследовательских целях было произведено два ядерных взрыва мощностью 3,5 и 10 килотонн соответственно.


Степень родства

«Сталинград никуда не делся. Он жил в Волгограде на правах андеграунда (и Кустурица ни при чем). Город Иосифа не умер, а впал в анабиоз Мерлина или Артура. То тут, то там проступали следы и возникали звуки. Он спал, но он и боролся во сне: его радисты не прекращали работу, его полутелесные рыцари — боевики тайных фемов — приводили в исполнение приговоры, и добросовестный исследователь, знаток инициаций и мистерий, отыскал бы в криминальной газетной хронике закономерность. Сталинград спал и боролся. Его пробуждение — Белая Ротонда, Фонтан Дружбы, Музкомедия, Дом Офицеров, Планетарий.


История одной семьи

«…Вообще-то я счастливый человек и прожила счастливую жизнь. Мне повезло с родителями – они были замечательными людьми, у меня были хорошие братья… Я узнала, что есть на свете любовь, и мне повезло в любви: я очень рано познакомилась со своим будущим и, как оказалось, единственным мужем. Мы прожили с ним долгую супружескую жизнь Мы вырастили двоих замечательных сыновей, вырастили внучку Машу… Конечно, за такое время бывало разное, но в конце концов, мы со всеми трудностями справились и доживаем свой век в мире и согласии…».


Кажется Эстер

Роман, написанный на немецком языке уроженкой Киева русскоязычной писательницей Катей Петровской, вызвал широкий резонанс и был многократно премирован, в частности, за то, что автор нашла способ описать неописуемые события прошлого века (в числе которых война, Холокост и Бабий Яр) как события семейной истории и любовно сплела все, что знала о своих предках, в завораживающую повествовательную ткань. Этот роман отсылает к способу письма В. Г. Зебальда, в прозе которого, по словам исследователя, «отраженный взгляд – ответный взгляд прошлого – пересоздает смотрящего» (М.


Похитители красоты

Паскаль Брюкнер, современный французский писатель, давно и хорошо известен в России. Некоторые его романы экранизированы и также имели большой успех (например, "Горькая луна").«Похитители красоты» — захватывающий триллер, не отпускающий читателя до последней страницы. По духу, эта книга — нечто среднее между «Коллекционером» Фаулза и «Беладонной» Молинэ, только она еще больше насыщена событиями и интригой.«Красота есть высшая несправедливость. Одной лишь своей внешностью красивые люди принижают нас, вычеркивают из жизни — почему им все, а нам ничего?.


Каждый хочет любить…

Сегодня Марк Леви один из самых популярных французских писателей, его книги переведены на 33 языка и расходятся огромными тиражами, а за право экранизации его первого романа Спилберг заплатил два миллиона долларов. В российском прокате фильм назывался «Между небом и землей» и вызвал огромный интерес широкой публики, а одноименная книга вышла в издательстве «Махаон». Новый роман автора – об искренней дружбе и о бескорыстной любви, то есть о чувствах, единственно благодаря которым человек в состоянии преодолеть одиночество и отчужденность, стать счастливым и разделить свое чувство с окружающими.