Номер 10 - [51]

— Пора тебе подстричься, Мал, — сказала Ханна. — Вчера по телику твои волосы выглядели ужасно, будто бесплатный парик.

— Неужели так худо? — спросил он.

Их час истекал, а решение еще не было принято. Хочет она или нет, чтобы он стал следующим премьер-министром? Если она скажет «нет», он сосредоточится на стабилизации экономики и искоренении детской бедности. Если скажет «да», он навсегда изменит облик Великобритании.

Малкольм принялся грызть ногти, но жена вырвала его руку изо рта.

— Хорошо сидим.

— Это могло бы стать приключением, — сказала Ханна.

Он засмеялся:

— Да уж, одно из тех ярких британских приключений, которые закапчиваются провалом и поражением. Я мог бы стать Эрнестом Шаклтоном[55] британской политики.

Ханна выпрямилась и посмотрела ему в глаза:

— На сколько баллов из десяти ты хочешь быть премьер-министром?

— На десять, — ответил он.

— Тогда лучше стань им, — сказала она. — У тебя неплохо получается для выскочки из Гована, верно? — Она рассмеялась.

В детстве Малкольм был развит не по годам и в три годика наизусть рассказывал все книжки про Томаса-Паровозика. Он бесконечно задавал вопросы, так что взрослые при первой возможности спасались бегством. Со своими одноклассниками он словно жил в разных мирах и старательно избегал контактов со сверстниками. В шестнадцать Малкольм поступил в Эдинбургский университет, где влюбился в одну балканскую принцессу, и, если бы на ней женился, стал бы королем в се стране. Малкольм был безнадежно неорганизован, и картотекой ему служили карманы, набитые всякой всячиной. Наблюдая по телевизору футбол, он отдавался игре с такой страстью, что Ханна боялась, как бы у него не лопнул какой-нибудь кровеносный сосуд. Малкольм вырос на верфях Гована, и нищета, которую он там видел, сделала его социалистом. Он питал глубокое и нежное чувство к младенцам и вообще к маленьким детям. В Бога он не верил и находил поразительным, что премьер-министр, министр внутренних дел и министр иностранных дел, как один, — члены Социалистического Христианского движения. Все трое выглядели такими рационалистами. Малкольм как-то застал их в кабинете, у каждого руки были сложены домиком, а глаза закрыты, и он понадеялся, что они так размышляют, а не молятся.

Ханна Блэк уехала на вечернее мероприятие. Малкольм положил на колени папку Моргана Клэра с домашним заданием. «Совместные предприятия с участием частного и общественного капитала менее эффективны и более дороги, чем государственные проекты. Обсудить». Малкольм написал: «Обсуждать нечего. СП доказали свою несостоятельность. При рассмотрении проектов впредь необходима крайняя осторожность. Передача полномочий региональным властям и СП снимает с центрального правительства ответственность за неудачи, позволяя одновременно приписывать себе все заслуги в случае удач».

Али остановил машину на обочине у щита, на котором готическим шрифтом было выведено: «Приют: превосходный интернат для собак. Первый поворот направо». Рядом висела табличка «Продается» с названием риелторской фирмы и номером телефона.

Али пропустил вперед трактор, потом развернул машину и зашуршал шинами по длинной гравийной дорожке. Издалека доносился собачий лай.

— Похоже, там куча собак, иннит? — испуганно сказал Али. — Я как-то с собаками не очень, моего дядю в Лахоре однажды покусала собака, и он заболел бешенством.

Премьер-министр успокоил его:

— Вряд ли у Памелы на псарне есть бешеные собаки. Ведь тут один день пребывания стоит сто фунтов.

— Шутите? — изумился Али.

Они подъехали к симпатичному дому в георгианском стиле. Из калитки вышла высокая женщина со светлыми волосами, собранными на макушке, в сером жилете с начесом, линялых джинсах в обтяжку и зеленых высоких сапогах. В руках она держала пластиковое ведро. Даже издалека она до странности походила на премьер-министра.

Когда премьер-министр вылез из такси, она поставила ведерко и сказала:

— Боже, Эд! Тебе платье идет больше, чем мне.

Смех у нее был привлекательно низкий, с хрипотцой, словно после бронхита. Она вынула из верхнего кармана жилета пачку сигарет «Сент-Мориц» и прикурила от розовой одноразовой зажигалки. Тут же закашлялась и сказала:

— Эта дрянь меня убьет.

Выговор у нее был идеальный, но не чопорный, и Джеку она сразу понравилась.

Он и не заметил сначала, что ногти у нее грязные, а волосы перехвачены мужским носком. Премьер-министр познакомил их, они пожали руки, посмотрели друг другу в глаза и улыбнулись.

— Я так и знала, что однажды ты появишься, — сказала Памела.

Джек сразу же решил, что она обращается к нему, но ответил премьер-министр:

— Пам, меня здесь нет.

— Знаю, — улыбнулась она. — Ты в бункере, изображаешь великого полководца.

Премьер-министр отвел ее в сторонку и прошептал:

— Али, водитель, не знает, кто я такой, Пам, — не продай.

Али сидел за рулем, ожидая, пока англичане закончат свой странный приветственный церемониал. Он подумал, не придется ли и его детям научиться делать вид, что они не рады встрече с родней или новым знакомствам. Красивая сестра чокнутого мужика в светлом парике постучала в окно машины и пригласила его в дом на чашку чая.