Nomen Sanguinis. Имя крови - [72]

– Чего? – прошипел Джеймс, не двигаясь с места. А затем, резко выбросив кулак, ударил Маркуса по лицу. – Ты забыл, что ты в школе из жалости? Никто и звать никак!

Очки Маркуса упали с носа и были где-то на полу, а фонарик валялся в углу и подсвечивал половую тряпку, так что мальчик почти не видел Джеймса, тем более выражения его лица.

– П-прости! Я п-подумал…

– «П-подумал», – передразнил Джеймс Маркуса. – Еще раз посмеешь хоть взглянуть в мою сторону, и я доложу, что ты вор или извращенец. Тебя вышвырнут – не успеешь моргнуть. С папой ссориться не захотят. Отправишься на лечение и будешь пускать слюни после электрошока.

Маркус поник.

– Ладно, – голос Джеймса стал теплее. – Не скажу! Но теперь ты всегда все задания решаешь за меня. Понял?

– Понял. – У Маркуса отлегло. Он резво подобрал тетрадь и очки и двинулся к выходу, когда Джеймс дернул его обратно, прижимая к стене и выкручивая руку. – Джеймс, не бей меня больше, пожалуйста! – всхлипнул Маркус.

– Хотелось бы руки марать… – Джеймс некоторое время молчал, потом, решившись, быстро проговорил: – Ночью выберешься на лодочную станцию и кое-что заберешь для меня! Тогда и будешь другом, – добавил он с насмешкой.

Так начались странные отношения Маркуса и Джеймса. При всех – в столовой, библиотеке или коридорах – Джеймс даже не замечал несуразного подростка. После занятий он закидывал ему в комнату тетради и уходил на тренировки, а возвращаясь, списывал все, что сделал Маркус. Потом отправлял его забирать что-то то в парковые беседки, то к лодкам, то в старые флигели. Маркус возненавидел себя за то, что боится Джеймса и подчиняется, особенно когда узнал, что брал для Джеймса алкоголь и наркотики на продажу. Он мучительно это переживал, плакал ночами, но понимал, что ему никто не поверит. Об этом Джеймс сказал, как только Маркус предъявил ему обвинения. Обсудить создавшуюся ситуацию было не с кем. Не было в мире никого, кто понял бы его, думал Маркус, и его захлестывало отчаяние. Он принял решение раз и навсегда отказаться помогать в таком деле, гордо это сказал и тут же получил кулаком в челюсть, а когда упав, заплакал, Джеймс жестоко, но очень продуманно, чтобы никто не видел синяков, избил его ремнем и ушел. Маркус так и остался лежать, свернувшись комочком, на долгие часы в одиночестве, пока не вернулись его соседи по комнате.

Пару недель Джеймс не приходил, но затем снова закинул ему как ни в чем не бывало задания, впрочем, сходить на лодочную станцию ночью не попросил, лишь предупредил, чтобы Маркус молчал. В качестве напоминания, что будет, если он проговорится, Джеймс ударил Маркуса в солнечное сплетение. Мальчик принял правила их отношений и больше никогда не спорил и не сопротивлялся, хоть и презирал себя за трусость, зная, что Джеймс все равно поставляет наркотики одноклассникам.

Через несколько лет Джеймс окончил школу и уехал. Маркус выдохнул с облегчением, но в то же время с тоской, боясь себе признаваться в ее причине. Несмотря ни на что, он привязался к Джеймсу в этом суррогате отношений, ведь с домашними он давно не общался и даже приятелей так и не завел: будучи скромным мальчишкой из простой семьи, он стеснялся своего происхождения и даже самого себя.

После колледжа Маркуса как лучшего выпускника пригласили работать преподавателем. Он согласился. Друзей у него так и не было, связей с женщинами тоже – эту сторону своей натуры он осознал и принял еще подростком. Впрочем, один раз Маркус чуть не женился, – и это был бы идеальный выход из положения, – но вовремя понял, что сделает несчастной и ее, и себя. Так жили многие гомосексуалы, которых он знал. И он каждый раз испытывал мучительный стыд, когда встречался с их женами и детьми.

Маркус впервые испугался по-настоящему, когда однажды вечером полиция поймала его знакомого в мужском туалете с каким-то парнем. В кошмарах Маркус уже видел, как за ним приходят из полиции, как его мир рушится, как родители отрекаются от него, а сестры меняют фамилию. Но время шло, а за ним так никто и не явился. Однако Маркус сделал вывод и принял решение, что одиночество – его удел, и с тех пор целиком посвятил себя науке. К двадцати восьми годам он достиг выдающихся результатов в программировании, и тогда-то на него и вышла разведка. Он переехал в отдельный небольшой домик недалеко от места работы, но жил преимущественно в рабочем кабинете, полностью отдавшись новому направлению науки. Иногда он вспоминал Джеймса, понимая, что тот вел себя как мерзавец, но еще большим называл себя – он же знал, что делал и кому помогал. Впрочем, Маркус списывал все на их юность. Да и как было не вспоминать – о Джеймсе часто писали в газетах. Он работал в правительстве, был женат на девушке из очень хорошей и, что немаловажно, обеспеченной семьи и собирался двигаться дальше по политической карьерной лестнице при полном одобрении прессы.

Как-то вечером Маркуса вызвали на внеплановое совещание в кабинет одного из министров. Маркус опоздал, войдя, чуть не упал, запутавшись в своем же шарфе, и так и застыл, красный от смущения, с наполовину снятым с плеч плащом, не веря своим глазам. За столом сидел Джеймс. Маркус осторожно опустился на стул, надеясь, что никто не заметил, как у него трясутся руки и ноги. Он выдержал все насмешки собравшихся и отповедь одного из подручных министра за опоздание. Он даже не слышал этого, думая лишь о том, что тут делает Джеймс.