Ноль часов по московскому времени. Новелла I - [4]

Я уже открыл рот начать спрашивать, но блондинка сделала упреждающий знак рукой:

— Это не всё. Давай!

«Серая» вытащила из каких-то глубин сложенный вчетверо лист бумаги и протянула мне.

Так… белая бумага, формат А4, с внешней стороны ничего нет… смотрю — что с другой…

О! схема занимает почти весь лист.

Стрелки, углы… цифры с буковкой «ш»… шаги что ли?

Хозяйка дает пояснение:

— В карман ей сунули, когда в обмороке была.

Теперь вижу поверху схемы текст печатными буквами: «ЗАВТРА В 17 ч. ПРАВАЯ СТОРОНА ВОСТРИКОВСКОГО КЛАДБИЩА. ДВИГАТЬСЯ ПО СХЕМЕ. ИМЕТЬ С СОБОЙ 200 ТЫС. ДОЛЛ.»

Это уже что-то, и немного отлегло — по крайней мере, понятен преступный план; неизвестность была бы гораздо страшнее.

На блондинку записка раньше еще произвела успокаивающее действие, тон у нее сейчас несколько резкий, но не нервический, деловой.

— Я уже связалась с отцом мальчика, чтобы помог с деньгами.

— Вы живете не вместе?

— Нет, у нас был какое-то время гражданский брак.

— Фотографии ребенка, пожалуйста, и свидетельство о рождении.

Молодая нянька спешит куда-то внутрь помещений.

Интересно, а чем так нехило заработала блондинка на особняк и две иномарки у здания сбоку.

Она на эту тему как раз и заговорила:

— У меня наличных нет сейчас, и в банке практически ноль. Открыла недавно женский парикмахерский салон на Арбате, всё туда вложено, в фонды и оборот. А коттедж этот подарок.

— От гражданского мужа?

— Да. Он любит мальчика, и сказал — деньги скоро уже привезет.

Двести тысяч долларов за «дорогого» ребенка сейчас покажутся многим нелепой мелочью, но тогда, осенью 92-го, другие совсем были цены. Ну например, трехкомнатная квартира в Москве в хорошем кирпичном доме стоила пятьдесят тысяч, люди, получавшие зарплату в двести долларов, считали, что это вполне себе ничего, а земля на Рублевке, в тех же долларах, была раз в двадцать ниже теперешней.

— Скажите, товарищ капитан или… господин?

— Да просто — капитан.

— Скажите, главное ведь ребенок… пока мы его не вернем, вы не станете за-адерживать преступников? — ее голос дрогнул.

Без всякой уверенности насчет настроений начальства, я заверил ее, что не будем. Чего раньше времени…

— А почему мальчик с няней гулял за воротами, а не здесь во дворе?

Женщина мотнула головой и фыркнула:

— А, во-первых, по моей глупости! Но ведь в голову не приходило. И охранник у нас в том смысле, чтобы не лезли на территорию и в дом, особенно ночью. У него кнопка вызова в милицию, отделение тут близко совсем.

Она снова в укор себе мотнула головой и прикусила губу.

— А во-вторых?

— … ветер бывает со стройки, на соседнем за домом участке, пыль ребенку уже попадала в глаза… и нам тоже.

— Понятно. Ну, главный, пожалуй, вопрос. Кого-то конкретно подозреваете?

Голова покачалась:

— Думала уже об этом… — на лбу вдруг появилась напряженная складка, — соседи напротив…

— Что с ними?

— Да не поймешь, сколько их там. Кавказ сплошной постоянно мелькает.

Я сразу приказал стоявшему без дела помощнику:

— Звони в управление, пусть присылают собаку.

Кавказ, и Чечня в особенности, уже стали о себе заявлять, причем, главным образом, «по особо опасным».

Молодая нянька объявилась с пачкой фотографий в руке.

Изрядная пачка.

… вижу какую-то раннюю фотографию — годовалую или меньше еще, перекладываю… опять в этом роде…

— Где он тут, так сказать, окончательный?

Блондинка берет у меня пачку, быстро разбирается с ней, протягивает две.

— Тут он снят недавно совсем в нашем дворе, а на другой — в доме.

… н-да, ребенок, каких много, черты лица ничем не примечательные.

— Опишите одежду, в которой его похитили.

Достаю из кармана блокнот, но женщины меня останавливают.

— Не надо записывать, вот в этой самой, на фотографии.

— Фотографии и свидетельство я на время заберу, вам, как положено, пишу расписку.

Но сразу меняю решение: говорю эксперту, чтобы сгонял в местное отделение, отксерил свидетельство и в нескольких экземплярах схему.

— А мы такой суетой не засветимся?

— Если наблюдают, уже засветились. К тому же, скоро с собакой пожалуют.

Помощник как раз явился со словами, что через десять минут выезжают и что начальство велело мне побыстрей возвращаться с докладом.

— Какой у вас план, капитан?

Ох, дождался, чего меньше всего хотел.

— Время только двенадцать, у нас впереди сутки и еще пять часов. Разумеется, мы к концу дня выработаем вполне определенный план, но, поймите правильно, я сейчас не могу озвучивать даже свое предварительное мнение. А вам, девушка, — от моего взгляда та почему-то съежилась, — надо в любом случае готовиться к посещению кладбища. Ну-у, не беспокойтесь, вы для преступников не цель, вас они пальцем не тронут.

— Вы полагаете, получив деньги, они сразу там же отдадут мальчика? — голос бедной матери дрогнул опять.

— Вероятнее всего отведут к нему няню. Кладбище очень большое, у меня там мама похоронена. Полно деревьев, дальше двадцати метров уже ничего не просматривается, и время они назначили на закате. Кто-то из шайки может сидеть с ребенком недалеко от того места, где ее встретят с деньгами.

Девушке, показалось, страху только прибавилось.

— Уверяю, делать что-либо против вас или мальчика они не станут. И не от гуманности. Преступники всегда допускают, что могут попасться, — зачем им еще одна статья, к тому же — особо тяжкая.