Ноктюрн пустоты. Глоток Солнца - [109]

Каричка удивленно смотрела на меня. Смотрела так, будто это я докладывал у доски свою теорию. Я вспомнил наши поездки, бледное лицо Менге, груду металла, оставшуюся от тех двух гравилетов на зеленой траве Тампеля, свои онемевшие от резких ударов по клавишам пальцы и решил, что все было не напрасно. Я видел, как стою с пылающими ушами перед спокойным, словно ясное море, Акселем, перед тем Акселем, которого я всегда понимал и принимал целиком, и невнятно прошу у него прощения за прежнее нытье, за дезертирство в самый горячий момент, а он хлопает меня по плечу и благородно прощает… Но, конечно, все это глупое воображение, все на самом деле будет не так. Он глянет на меня исподлобья и пробурчит: «А-а… приехал. Хорошо отдохнул? Ну-ка, прежде чем браться за дела, телеграфируй отцу с матерью. Почему молчал? Они забросали меня вопросами…»

— Знаешь, — сказал я Каричке, — мне все казалось, я тебе только не говорил, что это оно гналось за нами, а не мы. Но теперь мы его настигли.

— Да, — ответила она. — Что будет дальше?

— Знаешь, я тебе не говорил, как тяжело это холодное равнодушие. Мы его спрашиваем, а оно молчит. Как будто на плечах у тебя вся космическая пустота и весит она больше, чем галактики. Разобьем и это — надо еще много работать. Ты прочла? Доклад в Верховном Совете — это будет решение всех людей.

На газетном листе выстроились новые ряды колонок. Выступал Джон Питиква. Питиква говорил от имени биологов.

Вот его слова:

«Мы с вами были свидетелями замечательного открытия, сделанного нашими физиками, математиками, астрономами. Но пусть простят меня коллеги, я хочу еще раз обратить внимание на стратегию облака, странную уже тем, что оно является, как мы убедились, представителем высокоразвитой цивилизации. Насколько я понимаю, облако стремится вывести человечество из определенного состояния, воздействуя на его психологию, разрушая технику. Это, мне кажется, и есть главная проблема дня».

Далее газеты перешли к изложению доклада, и можно было только догадаться, как могучий Питиква манипулирует снопами голубых искр, демонстрируя реакцию нервной системы на излучение облака. Эти сигналы пробуждали в памяти наших клеток только глухие и темные закоулки, затрагивали те центры мозга, которые вызывали у людей тревогу и беспокойство, страх и ужас, гнетущую подавленность и нервные конвульсии; они не освещали ярким лучом прямые улицы человеческого сознания, активную память наследства веков, память борьбы за достоинство и справедливость. Надо было срочно развесить красные огни светофоров на всех темных переулках, чтобы не допустить аварии, чтоб перестроить их в светлые улицы.

Питиква упомянул о заявлении профессора Гарги, который, судя по всему, держал в руках ключ обратной связи: облако неподвижно стояло над островом Ольхоном, окруженное силовым полем. Гарга ответил отказом на предложение Совета: он не разрешил присутствовать на острове комиссии, пока не доведет до конца свои опыты и не опубликует результаты. Питиква не стал разбирать подробно заявление профессора Гарги. Он был очень осторожен в оценках, выразив сожаление, что уважаемый ученый не понимает остроты создавшегося положения.

Чувство тревоги охватило меня после выступления Питиквы. Почему Гарга поставил такой ультиматум?

Я представил, сколько разной техники скопилось сейчас около Байкала. Но все эти мощные аппараты не могли изменить чудовищную программу облака, не могли установить с ним контакт. А неизвестный до сих пор миру профессор Гарга, сидя в своей маленькой лаборатории, между тем договорился с облаком и диктует свои условия Совету. Это было совершенно непонятно.

Теперь я твердо знал, что делать дальше.

Я сказал Каричке:

— Ты слышала, что Гарга — мой дядя?

Каричка кивнула:

— Да.

— Так вот, ему нужен программист. Он пригласил меня.

Глаза Карички расширились от удивления. Я рассказал ей о встречах с дядей, конечно, без таинственных подробностей.

Я, программист Март Снегов, поеду на остров Ольхон, чтобы узнать настоящий код облака.

А Каричка уже догадалась, что я решил именно так, хотя я и не сказал ни слова. Она вложила крепкую тонкую ладонь в мою.

…Паруса домов, наполненные ветром и солнцем, летели навстречу гравиплану.

Наш город — Светлый.

Я сложил газету, сказал, не отпуская Каричкину руку:

— Жаль, что так и не успел обкатать гравилет. Придется тебе с Рыжем…

— Придется.

И она ответила прощальным пожатием.

Часть третья ОСТРОВ

Из письма школьницы Эйнштейну: «Я Вам пишу, чтобы узнать: существуете ли Вы в действительности?»

16

Сколько летал я над тобой, Земля, и не знал, что ты такая большая и спокойная. Я лежал на верхней полке и много часов смотрел в окно, смотрел, как поезд несет меня через тайгу. Деревья стоят вкривь и вкось, и только ты наглядишься на этих силачей с могучими мохнатыми лапами, как вдруг ударит в глаза серебряный свет, и вся в пене, стремительная и синяя, вытягивается к горизонту река; несет она длинные связки плотов, крылатые судна, прыгает вместе с ними через пороги и легко, будто спичку, ломает о камень зазевавшееся бревно; но вот поезд нырнул под радугу, и тайга расстелила перед ним белую черемуховую скатерть, такую белую и душистую, что у пассажиров пошла бы кругом голова, не будь герметически закрыты окна; а потом выплывают будто туши доисторических чудовищ, сопки; для них лес — как трава: горбы спин вздымаются под самые облака. Выше их только солнце, таежное солнце.