Ноктюрн - [77]

Сдав вахту, первый штурман Миезитис не пошел, как обычно, отдохнуть в каюту, а остался на мостике и, не выпуская из рук бинокля, пристально всматривался в берег Испании. Это был крепкий сорокапятилетний человек с темным морским загаром и выцветшими от солнца, мягкими, как у ребенка, волосами, задумчивый и тихий.

— Что ты там так пристально высматриваешь? Уж не невесту ли? — поинтересовался капитан Заринь, переступив с больной ноги на здоровую. — Где ты ее оставил? В Мадриде, Валенсии или Барселоне?

— Мадрид, Валенсия, Барселона, — словно во сне, повторил Миезитис.

— Красавица?

— Красавица, — ответил Миезитис, многозначительно улыбаясь.

— Как ее звали? Карменсита?

— Тульская винтовка, — отшутился Миезитис, и капитан громко расхохотался.

— Не болтай глупости! Не может быть, чтобы за два года тебя ни одна не сумела пленить. Испанки — огонь, о который и не такие, как ты, обжигали крылышки.

— Мне не посчастливилось, товарищ капитан. До тех пор, пока меня не ранило, я не покидал фронта.

— А в госпитале?

— Признаться, товарищ капитан? — улыбаясь, спросил Миезитис.

— От капитана ничего не полагается скрывать.

— Тогда признаюсь. В госпитале влюбился. Но это была не испанка и ее звали не Карменсита. Это была девушка из госпиталя Интернациональной бригады, французская девушка Лиси́.

— Лиси́? Удивительное имя! — воскликнул капитан.

— Да, Лиси́, — повторил Миезитис, это имя прозвучало для него прекраснейшей музыкой. — Ли-си!..

Капитан понимающе хлопнул его по плечу.

— Смотри, смотри, может быть, и увидишь ее на берегу.

— Нет, товарищ капитан, — горестно отозвался Миезитис. — Лиси я уже никогда не увижу. Ее... в Альпах расстреляли... гитлеровцы...

— Расстреляли? — не веря своим ушам, переспросил капитан.

— Да, — ответил Миезитис, протирая носовым платком запотевшее стекло бинокля.

Наступило минутное молчание. Капитан намеревался было еще что-то спросить, но потом, стиснув зубы, повернулся, взглянул на компас и, отрывисто приказав вахтенному: «Так держать!», отправился в салон.

Короткий разговор с капитаном взволновал Миезитиса до глубины души. События и люди, за долгие годы канувшие в забвение, воскресли и встали перед глазами, как живые. Гражданская война, борьба республиканцев с фашизмом... Тогда он, Миезитис, был еще совсем зеленым комсомольцем, всего с двухлетним стажем подпольной работы. Днем он мостил рижские улицы, а вечерами посещал школу для взрослых. Но вот фашисты вероломно напали на Испанскую республику. Когда Миезитис узнал, что из всех уголков мира в республиканскую Испанию отправляются добровольцы, он задал себе вопрос: «Кто же ты? Хватит ли у тебя сил и решимости отказаться от привычных жизненных удобств и поставить на карту жизнь ради счастья и свободы чужого и далекого народа?»

И Миезитис решился.

Словно в волшебном калейдоскопе, одна за другой возникали в памяти картины: различные участки фронта, кровавые бои и спокойные дни. Наконец, ранение, госпиталь, разгром республиканских войск и концентрационный лагерь во Франции.

Миезитис во всех подробностях вспомнил ночь, когда он бежал из концентрационного лагеря с единственной целью — добраться до Лиси. Тогда Франция была оккупирована гитлеровцами, и Лиси с Миезитисом ушли в Альпы, примкнув там к партизанскому соединению. Затем сердце кольнуло самое тягостное воспоминание. В маленьком горном селении партизан врасплох застигли гитлеровцы, и Лиси, его любимая Лиси, погибла от пули врага. Нет больше Лиси, он никогда не увидит ее...

После завтрака пришел капитан и, толкнув дверь в каюту радиста, крикнул:

— Прогноз!

Сонный Виртманис еще валялся на койке. Поспешно вскочив, он протер глаза и сел за работу. Вскоре из радиорубки послышались привычные писк и треск. Наконец Виртманис показался в дверях с исписанным листом бумаги в руках.

— Прошу, товарищ капитан, — и он протянул листок с прогнозом. — В восточном районе Атлантического океана, у берегов Португалии, северный ветер семь-восемь баллов. В Бискайском заливе туман и шторм.

— Ну, что я говорил? — спросил капитан.

— Бывает, что наугад скажешь, а попадешь в точку, — засунув руки в карманы, развязно проговорил Виртманис.

— Как ты разговариваешь с капитаном! — гневно воскликнул Миезитис.

— Как аукнется, так и откликнется, — злобно бросил Виртманис, глубже засовывая руки в карманы брюк и сплевывая за борт. — В Бискайском заливе всегда штормит, — словно оправдываясь, добавил он. — Это мне еще со школьной скамьи известно.

— Плохая была твоя школа, — спокойно проговорил капитан. — Радист ты хороший, а человек... Э, да что там говорить! Нос ты кверху не задирай! Смотри, как бы не сломали.

— За свой нос я сам в ответе, товарищ капитан, — отрезал Виртманис и спустился вниз завтракать.

— Молод еще, пороху не нюхал, — сказал капитан Миезитису. — Жизнь обломает, человеком сделает.

Миезитис не на шутку возмутился.

— Не пойму, откуда у него это зазнайство. Молокосос, еще жизни не знает, а суется спорить со старшими.

— Ничего. Все придет в свое время. Хорошая сталь получается при постепенной закалке.

— Многое зависит и от литья, — философски заметил Миезитис и немного погодя добавил: — В характере Виртманиса слишком большая примесь лигатуры.