Ноги - [47]

— Черт, Семен, ты говорил об этом с кем-нибудь, кроме меня?

— Нет, не говорил.

— И правильно сделал. А то бы тебя точно признали психом. Ты, конечно, и так, и без всей этой лажи псих, но ты правильный псих. Ты такой же больной на всю голову, как и я. И я могу тебя понять. Я понимаю, что тебя просто переклинило. Когда работаешь на таком пределе, шарики за ролики заскакивают. У меня, если хочешь знать, лет в шестнадцать тоже было такое. Мне показалось, что все, с кем я играю, нарочно устраивают мои голы. Меня реально глючило из-за того, что у меня все так легко получается. А потом я приехал в Европу, и все одним мигом встало на свои места — никакой обманчивой легкости, я увидел, что меня прессуют по-настоящему.

— А я говорю тебе, что это не лажа. Не иллюзия. Возможно, у тебя тогда была иллюзия, но это — не иллюзия. Из нас делают управляемых роботов! Я не хочу быть управляемым роботом. Я не хочу быть всесильным и непогрешимым. Я хочу ошибаться. Я хочу проигрывать, да, я хочу проигрывать, если кто-то на самом деле окажется сильнее меня. А получается совсем другая хрень. Получается, весь процесс направлен не на то, чтобы кто-то взял кубок или чемпионство, а на то, чтобы давать большим игрокам показать себя во всей красе. И мы с тобой попали в эту касту неприкасаемых, которой на поле предоставляют неограниченную свободу. А я этой свободы, представь себе, не хочу. Не хочу никакой другой свободы, кроме той, которую я могу взять сам.

— Ты и берешь ее сам, и я тоже беру ее. Какая собака тебя укусила?

— Ты не веришь мне?

— Я верю, что тебя посетил один хорошо знакомый мне глюк, и тебе поскорее нужно от него избавиться.

— Ни хрена! Это вас всех посетил один большой глюк, и вы все уверены в своей свободе, которой у вас на самом деле нет. Просто нужно найти в себе мужество и сказать себе: да, меня используют. Ты хочешь, чтобы тебя использовали? Ты хочешь, чтобы тебе давали возможности, о которых ты не просил? Я не хочу. Потому что я — игрок. И я хочу чувствовать себя настоящим игроком, а не поддельным дерьмом в блестящей упаковке.

— Не обижайся, ты знаешь, как я тебя уважаю, но я в это не верю, — отрицательно покачал головой Роналдинью. — Черт, ну хорошо, покажи мне хоть одного парня, который скажет мне: да, я такой-то, защитник «Милана», согласился сознательно сдавать Шувалову или Роналдинью. Покажи мне хоть одного такого чудика, который мне это скажет.

— Я покажу его тебе, — поклялся Семен. — Кого-нибудь из них я заставлю признаться.

15. Там и тогда Москва Сентябрь 2004

У выхода бушевала, ревела толпа: пузатые мужики с мордами кирпичного цвета, бритоголовые подростки из пригородов — настоящий бич подмосковных электричек, — визжащие девахи с размалеванными лицами и проколотыми носами, абоненты МТС, «Билайна», «Мегафона», владельцы телефонов Sony Eriksson, LG, Motorola, половые гиганты и импотенты, алкоголики и трезвенники, перенесшие инфаркт и страдающие астмой, банкиры, менеджеры, переплетчики, работники ЖЭКа, шашлычники, грузчики, квартирные воры, кассиры, счетоводы, программисты, фрезеровщики, рекламные агенты, повара — словом, скопище разнообразных и похожих друг на друга смертных, пришедших посмотреть на игру, нашедших в ней отдушину… И как только Шувалов появился на лестнице, вся толпа общим телом подалась вперед, и пятнистая цепь омоновцев закачалась, провисла под всей этой массой. «В России нет еще пока сильнее клуба ЦСКА! — нестройно скандировала толпа. — Всех Зиданов в мире круче наш армейский чемпион, спартачей поставит раком центрфорвард наш Семен!» Стены живого коридора колыхались, милицейская цепь трещала по швам, и по этому коридору, с риском быть задавленным, пробирался Шувалов — поскорее, поскорее увидеться с Полиной… Вот она выходит из машины и, перебегая через дорогу, зажимает нос (отчего-то запомнила школьного учителя по географии: «Всего лишь один газовый выхлоп отнимает у человека целую минуту жизни» — с тех пор, жадина, не хочет отдавать ни единой минуты). Вот она оставляет отпечаток помады на краю кофейной чашки. Вот посматривает на часы, поджидая его. В последнее время он патологически боялся, что она исчезнет, пропадет, повстречает кого-то другого… Но пока что не пропадала, непонятно почему привязавшись к нему.

Увернувшись от сотен протянутых рук, Шувалов добрался до своего исполинского джипа и, прыгнув на сиденье, погнал его от «Динамо» в самый центр Москвы, где на Малой Бронной в итальянском кафе дожидалась его Полина. Через сорок обещанных минут он уже был на месте и смотрел сквозь стеклянные двери, как она играет под столом босоножкой, то снимая, то надевая ее. Перед ней лежала на столе какая-то книжка, и, когда он, запыхавшийся, взъерошенный, оказался рядом, она засмеялась.

— Сейчас я тебе прочитаю, — сказала Полина. — Слушай.

Телохранитель был отравлен,

В неравной битве занемог,

Обезображен, обесславлен

Футбола толстокожий бог.

Должно быть, так толпа сгрудилась,

Когда, мучительно жива,

He допив кубка, покатилась

К ногам тупая голова.

Неизъяснимо лицемерно

Не так ли кончиком ноги

Над теплым трупом Олоферна

Юдифь глумилась…