Нога судьбы, пешки и собачонка Марсельеза - [28]

– Господи, да когда же это кончится? – беспомощно спросила вздрогнувшая Людмила Анатольевна, но коты по-прежнему молчали.

Из распахнутой лифтовой кабинки на Людмилу Анатольевну холодно смотрели два выцветших глаза ясновидящей вдовы.

– Конец уж близок! Слышу я шаги! На утренней заре гонец взошел из тьмы и в ящик подложил тебе отравленный свинцом несчастья вестник! Спеши, жена, предотвратить беду или, не отвратив ее, к себе приблизить! – предрекла вдова.

– Господи, да когда же это кончится? – переспросила Людмила Анатольевна.

Но двери ступы уже захлопнулись, и, грохоча, хохоча и топоча, бесноватая Феклиста Шаломановна помчалась вниз. За Феклистой заскакали по ступенькам коты.

«Тьфу! Хоть бы ты застряла, наконец, в своем ящике, старая гангрена!» – с чувством подумала Людмила Анатольевна вслед мчащейся вдове. И тут произошло нечто таинственное и неожиданное. Такое, чего раньше никогда не случалось. Ящик со старой гангреной вздрогнул и, беспомощно качаясь на канатах, завис в лифтовой шахте между четвертым и пятым этажом.

Людмила Анатольевна в изумлении крепко сжала в руках извивающуюся Мерсью и торжественно проследовала мимо нейтрализованной вдовы вниз по ступеням.

– Четвертая скамья грозит тебе и ящик! – проскандировала вслед Людмиле Анатольевне замурованная вдова.

Но Людмиле Анатольевне было весело.

«Висеть тебе до вечера, гангрена!» – бодро расталкивая котов ногами, беспечно думала Людмила Анатольевна.

Проклятие Феклисты настигло Людмилу Анатольевну на бульварной скамейке под цветущим каштаном. Развернув «Центральную славь», извлеченную в парадном из почтового ящика, Людмила Анатольевна, постепенно мрачнея бровями, читала на последнем развороте рецензию на последний роман мужа «Вечная сушь». Статья называлась «Вечная чушь» и написана была за два дня до гибели хитрым мстительным и предусмотрительным Добужанским…

Волоча за собой упирающуюся собаку Райского, Людмила Анатольевна вихрем пронеслась по бульварной аллее к троллейбусной остановке.

Вихрем пронеслась Людмила Анатольевна в троллейбусе по улицам цветущего мегаполиса и спустя каких-нибудь полчаса пронеслась вихрем по гулким лабиринтам газетного издательства.

Беспрепятственно миновав пустую, залитую дневным зноем приемную, она ворвалась в кабинет, втянув за собой свое странное животное, и захлопнула дверь каблуком.

Душитель «Вечной суши», Иуда литбиза, был у себя.

Душитель был у себя, но был не в себе. Подлый человек этот сидел, держа на коленях Машу, и накручивал Машин локон на свой указательный палец.

В кабинете пахло хорошей мебелью, табачным дымом и ландышами. На длинном столе совещаний стояла пара высоких бокалов. Узкое горлышко «Бьянко» торчало из кубиков хрустального льда.

– Что ж это ты делаешь, старая ты сволочь?! – обратилась Людмила Анатольевна к Вениамину Александровичу, и Вениамин Александрович вжался в кресло. Маша соскользнула с колен издателя. В кабинете женоубийцы сделалась пауза. В наступившей тишине Людмила Анатольевна, грохоча каблуками, достигла издателя и с треском шлепнула собранным мухобойкой изданием «Слави» между ушей.

Вениамин Александрович вздрогнул и, выпучив глаза, прикрылся от Райской новым газетным выпуском. Серебряно захихикала красавица Маша. Затрепетали на весеннем ветру голубые шторки, Людмила Анатольевна размахнулась, и меценат-душитель был треснут повторно, утренним выпуском по вечернему.

– Маша! Вызови…те охрану! – прохрипел избиваемый, но Маша не торопилась. Какая-то жуть, какая-то бойкость выглянула вдруг из глаз секретарши, из ее позы и всей фигуры ее, и Вениамин Александрович с ужасом понял вдруг, что Маша ведьма, и эта проклятая Райская – ведьма, и все они, и покойная супруга – ведьма, и ведьмы, ведьмы и русалки – все женщины на Земле.

– Дашь опровержение на рецензию, старый черт?! – Людмила Анатольевна снова занесла газету над всклокоченной головою Иуды.

– На какую? – сипел Вениамин Александрович.

– Вот на такую! – показала Карпову крепкий кулак Людмила Анатольевна, тыкая отрицательной рецензией покойника Добужанского в нос издателю.

– Людмила Анатольевна, да это же просто опечатка! – защищался тот.

– Я тебе покажу, опечатка! – обещала оскорбленная женщина. – Вот тебе твоя опечатка раз! Вот тебе твоя опечатка два! Вот тебе твоя опе… – хотела добавить к двум предыдущим опечаткам третью Людмила Анатольевна, но тут Вениамин Александрович сдался.

– Дам… – прохрипел он, сползая под стол и думая укрыться там, но Маша откинула скатерть и смотрела на Карпова сверху, перевернувшись лицом. И щеки Машины были свежи и румяны, и зубы ее белели жемчужными каплями. И колокольчиковый – синий, полуденно томный – был Машин смех…

И опять по лабиринтам издательства вихрем помчалась Людмила Анатольевна Райская со своей собачкой.

С треском распахивала Людмила Анатольевна редакционные двери в поисках младшего корректора «Центральной слави» Виктора Петровича Рюмочки.

Это он, неблагодарный, жалкий и бездарный корректор, написал в статье Добужанского слово «Сушь» через «Ч».

Глава 10 Сон Антона Павловича

С пятницы на субботу Антону Павловичу приснился страшный сон, что он проснулся.