Ночью скалы светятся - [28]

На пятый год ему показалось, что и в этом районе все исчерпано, и он переехал к отрогам Малого Хингана, в район Облучья, известный своим замечательным липовым медом.

А уже к старости, тяжело заболев, переехал в тихий распадок около Синего озера, случайно обнаружив здесь какую-то особенную липу. Она цвела так буйно и так долго, что даже воздух в распадке делался целебным. Именно этот пышный липовый цвет стал гордостью Анисима Петровича. Страницы, которые он отвел ему, по-настоящему украсили весь гербарий, состоявший к тому времени из многих сотен медоносных растений.

Но тут появились другие заботы. Анисим Петрович решил вывести новую породу пчел, как он выразился, под стать этой изумительной липе. И такую породу ему удалось вывести. Крупные, неприхотливые, с длинным хоботком, эти пчелы трудились дольше других, не страшась ни тумана, ни ветра, ни дождя, ни даже грозы... А какой вкусный и ароматный мед готовили они в липовом распадке! Это особенно радовало Анисима Петровича, потому что силы уже не позволяли ему ходить далеко по тайге. Правда, во время летних каникул внук Петька бродил по «дедовой маршрутной карте». И, случалось, приносил порядочно новых медоносов.

Под диктовку Анисима Петровича Петька писал характеристики этим цветам. Потом он ездил в город к работникам музея с дедовым письмом, в котором Анисим Петрович просил их приехать «для важного и, может быть, государственного дела». Вместе с этим письмом в конверте лежала и дарственная, по которой старый пчеловод передавал безвозмездно музею свой гербарий медоносных растений.

А сколько было радости в доме, когда через год после этого запросили у Анисима Петровича точно такой же гербарий из самой Москвы!

— Значит, не зря я цветы собирал, — сказал он мне с гордостью. — Думаю, книга моя не только пчеловодам нужна, но и тем, кто травы лекарственные изучает, и просто докторам. Нынче, сам знаешь, дошли до того, что пчелками некоторые болезни лечат. Пчелки ведь не только мед с цветов собирают, но и яд, пользительный, понятно. Может, и доктора, чтобы вернее подход у них был к болезни, кое-что и в моей книге найдут. В ней, скажу тебе, есть весьма пользительные цветочки. Конечно, если бы много раньше додумался я медоносы собирать, была бы моя книга полней гораздо. Но и в этой всякого разного порядочно, — и с нежностью посмотрел на внука. — Петька слово мне дал, что дело мое продолжит...

Прожив всю свою жизнь в тайге, вдали от городов и больших сел, Анисим Петрович думал о людях больше, чем иной горожанин, привыкший к шумным, запруженным народом улицам.

— Почему это так? — спросил я к концу нашей беседы.

— А очень просто, мил человек, — сказал старик глуховатым голосом. — Как раз в тайге-то и тоскуешь по людям. Жаль смотреть, мил человек, что такое богатство к добрым рукам не прибрано. Без этих рук и тайга в конце концов зря погибнет. Думаешь, только человеку назначен срок жизни? Каждому дереву он назначен. Даже такому крепкому, как дуб державный. Понял?

Он сильно закашлялся. Острые, худые плечи его задрожали; отдышавшись, съел ложечку меду.

В комнату сквозь ветки старой липы проникло солнце и залетела стайка пчел. Они прогудели над головой пасечника, потом закружились под потолком в углу. Анисим Петрович внимательно за ними следил.

— Ох, видно, чуют, что ухожу от них; ох, чуют, — сказал он, однако без печали в голосе.

Но Петька испуганно произнес:

— Да не говори так, деда! Мамка за доктором поехала!

— Ладно, внучек, не буду. Я только товарищу скажу, — и жестом показал, чтобы я сел поближе: — Исход, знаешь, тому страшен, кто всю свою жизнь как трутень жил. А кто, как пчела трудовая, изо дня в день на общее дело силы свои истратил, тому не страшен исход. Невеликое дело сделал я, совсем, можно сказать, незаметное дело, а раз приняли его у меня, благодарность выразили, — значит, людям на пользу, значит, и я свой век не зря прожил.

В это время пришла дочь Анисима Петровича, полная женщина с большими темно-карими глазами. Поздоровавшись со мной, она поправила у Анисима Петровича подушки, потом стала поить его крепким чаем. Он пил жадно, глядя в замкнутое лицо дочери, будто хотел узнать, что ей в городе говорил доктор.

Солнце немного померкло. От липы легла на окно широкая тень. Пчелы все еще кружились над потемневшими цветами; то одна, то другая залетит в комнату, погудит над головой старого пасечника и тут же улетит в распадок.

В долине ветров

1

Почти весь месяц море штормило. От могучих ударов прибойных волн в доме дребезжали стекла. Огни на маяке вспыхивали круглые сутки; и, несмотря на штормовую погоду, в порт заходили пароходы, пришвартовывались к бетонному пирсу. Не так давно сошли на этот берег и Огневы. Незнакомый город встретил неласково: лил дождь, холодный ветер хлестал в лицо...

Как давний счастливый сон, вспоминала Ольга Ивановна родную Кубань, поселок с садами и виноградниками. Два года, проведенные там после окончания института, казались ей самыми радостными в жизни. Чуть свет приходила она в сад, сразу бралась за работу и весь день возилась на винограднике. Вскоре ей отвели опытный участок — выводить новый зимостойкий сорт. И вдруг на тебе, мужа переводят на Сахалин.