Ночные тайны - [28]

Он допил свой бокал и налил себе второй. Такого дня, как этот, Георг не мог припомнить. Во всяком случае, сегодня он отбил все удары. Вечер только начинается, а он уже лежит здесь, более-менее спокойный и с легкостью на душе. В этой комнате он начинает понимать то, что случилось. Хойкен почувствовал прежнюю уверенность. Если бы он допил второй бокал, эта уверенность перешла бы в ощущение собственной силы, и тогда он мог бы попытать счастья и позвонить Вильгельму Ханггартнеру.

Он выключил свет и голый снова подошел к окну. Внизу, на площади, ходили группки из трех-четырех человек в тех торжественных, плохо сидящих вечерних нарядах, которые эти люди, наверное, считали праздничными. Георг терпеть не мог, когда пожилые женщины надевали туфли на высоких каблуках, повисали на мужчинах в шерстяных пальто и шли, как парочка пингвинов, через площадь в филармонию, чтобы в течение двух или даже трех часов мучительно слушать симфонии Берлиоза или других почтенных классиков. Он засмеялся и громко напел какой-то мотив, подражая кларнету. Шампанское начинало действовать, и вид спешащих через площадь по своим вечерним делам прохожих веселил Георга. Он вдруг вспомнил, что находится в центре старого римско-католического Кёльна, который в прошлом имел форму квадрата. Восточная стена города проходила прямо за собором, недалеко от Рейна.

Итак, в этом легендарном месте с подземными каналами и ходами находилось таинственное пристанище его отца. Должно быть, старик так же стоял вечером у окна в предвкушении ночи. Во всяком случае, Хойкена возбуждал этот вид и мысль о том, что он может смешаться с этой фланирующей праздной толпой. Он чувствовал свое возбуждение по усиленной пульсации крови, наполнявшей его член и придававшей ему ощутимую тяжесть.

Через несколько минут Георг отошел от окна, чтобы допить шампанское. Потом он отправился в душ, захватив с собой белый махровый халат. Снимая халат с крючка, Хойкен вспомнил, что отец уже пользовался им. Значит, халат они не поменяли. Иначе когда бы он успел так пропитаться запахом «4711»? Георг прижался лицом к махровой ткани и понюхал. Действительно, эта белая интимная одежда впитала любимый аромат старика. Хойкен надел халат, завязал пояс, достал телефон и календарь отца, а затем сел в просторное кресло за письменным столом. Отыскав телефон Ханггартнера, Георг набрал номер, подумав о том, чтобы включить лампу, но решил остаться в темноте. Пока в телефоне слышались гудки, он опять посмотрел в окно. Его внимание привлекли три бронзовые двери южного портала собора. В них было что-то необычное. Хойкен заметил, что на них не было нескольких мотивов раннего Бойса, или он что-то перепутал, и в начале пятнадцатого века Бойс только помогал своему учителю Матарею в его работе? Он вдруг вспомнил картину пылающего Кёльна. Это воспоминание вдруг так взволновало Хойкена, что он был вынужден оторвать взгляд от зеленоватых блестящих дверей. В этот момент в трубке послышался голос Ханггартнера — глухой и печальный, как Георг его себе и представлял.

— Добрый вечер, Вильгельм, это Георг, — Хойкен слушал себя, он говорил тихо, будто комментировал конные скачки с препятствиями по третьей программе. — Не хочу тебя беспокоить, я только сейчас из клиники.

Ханггартнер ответил не сразу. Хойкен пытался сообразить, почему он молчит. Возможно, он привыкает к его тихому голосу или как раз сейчас ужинает с женой.

— Я не вовремя, Вильгельм? — спросил Георг.

Наконец Ханггартнер ответил:

— Нет, ты нисколько не побеспокоил меня… никоим образом… ни в малейшей степени.

Хойкен облегченно вздохнул — поток слов, журчащий и рокочущий, струился по-прежнему. Однако, чтобы он не перешел в бесконечный разговор, Георг решил как можно чаще прерывать собеседника.

— Я стою сейчас прямо у входа в клинику, Вильгельм, поэтому говорю так тихо. Надеюсь, ты меня хорошо слышишь. В конце концов, не обязательно кому-то слышать то, что я хочу тебе сказать.

— Я отлично тебя понимаю, Георг, к счастью, я еще не глухой. Как себя чувствует твой отец? Как он? Сегодня утром старушка Цех напугала меня до смерти, когда позвонила и рассказала…

— Я знаю, Вильгельм, — сказал Хойкен, продолжая свою тактику. — Минна сразу сообщила мне о том, как ты был потрясен. Это я попросил ее проинформировать тебя в числе первых.

— В числе первых? Но почему?

— Я подумал, что в первую очередь мы должны были довериться тебе.

— Очень приятно слышать. Все, что ты говоришь, Георг, я ценю. Меня радует, что старики еще играют какую-то роль и…

— Это случилось сегодня рано утром, Вильгельм, думаю, Минна рассказала тебе все подробности.

— Да, она изложила все в общих чертах, хотя мне, конечно, хотелось бы отдельно и поподробнее услышать, как…

— Для меня, Вильгельм, это был самый кошмарный день в моей жизни. Сегодня я уже трижды побывал в клинике, но только вечером мне разрешили ненадолго увидеть отца. — Хойкен сделал паузу. Из-за алкоголя он говорил быстрее, чем обычно. Старик часто говорил, что следует всегда владеть собой, когда пьешь, а умение вовремя остановиться является важнейшей чертой хорошего издателя. Раньше Георг не обращал внимания на эти советы, считая, что отец нахватался этого во время своего пребывания в Америке, но сейчас считал слова старого Хойкена неопровержимой истиной, которую когда-нибудь следует запечатлеть чугунными буквами на здании, построенном в его честь.