Ночные смены - [43]

Он долго бродил по базарной площади. Ему вновь предлагали зажигалки, мундштуки, пакетики с легким табаком и даже хлебные карточки. Но ему нужен был хлеб в натуральном виде, всего один кусок свежего, не измятого, не замызганного по карманам хлеба. Алексей все время предвкушал тот момент, когда он придет домой, отрежет хлеб, намажет его маслом и, положив на тарелку, преподнесет маме. Мама еще до войны говорила: были бы хлеб, масло и сахар — и больше ничего не надо. Вполне можно жить, и даже припеваючи. Алексей знал, что в сахарнице остался еще песок. Можно его размешать в стакане с кипятком или насыпать на хлеб, намазанный маслом. Вот только хлеб не попадался, не так чтобы целой буханкой, а небольшим куском. Война все же портила людей, не всех, конечно, а некоторых. Не мог же сэкономить от своего пайка сразу две буханки вот этот плюгавенький мужичок с красными веками. Скорее всего он их украл. Украл, работая где-нибудь рядом с пекарней и наживаясь на людях, живущих впроголодь. И вряд ли что-либо доброе разовьется в таком предприимчивом человеке потом, когда наступит мир, если в самую тяжкую пору он ловчит, используя свое мало-мальски преимущественное положение. Обо всем этом Алексей не думал столь подробно, однако внутренняя неприязнь к человеку с красными веками возникла, и он пошел от него прочь, к толпе, скопившейся у входа на базар.

Пошел туда в надежде купить хлеб, но вскоре пожалел об этом, потому что картина перед ним предстала печальная. Посреди судачивших всяк по-своему людей на грязной булыжной наледи лежал тот самый старик, которому Алексей в прошлый раз отдал осьмушку махорки. Мутные глаза старика неподвижно глядели в небо. Острая жидкая бородка топорщилась торчком, маленький круглый рот глубоко провалился и был крепко сжат.

— Преставился, — прогундосил кто-то за спиной.

— С голодухи помер, а за пазухой у него сто тысяч нашли. Вона — у милиционера в сумке.

Через плечо милиционера на тоненьком блестящем ремешке, действительно, была перекинута кожаная полевая сумка, в которой, может быть, и лежали сто тысяч, найденных у покойного. Да и Толик Зубов говорил в тот раз о несметном богатстве старика. Одно было непонятно: как это можно умереть от голода, если у тебя есть деньги? Ведь и двадцать пять рублей не дадут умереть, если на них купить хлеб или банку молока. Да он, Алексей, каждый бы день покупал хлеб, молоко или масло, будь у него столько денег. И мама тогда бы не болела, и сам он был бы сыт по горло. Только зачем об этом мечтать, если всем трудно и все не располагают такими сказочными суммами. Еще неизвестно, имел ли ее старик. Скорее всего он умер от истощения и уральской стужи. От одной тоски по родному дому может умереть слабый и одинокий человек. Ведь не враг же сам себе был этот старик…

Пронзительные гудки грузовой машины всколыхнули и раскололи толпу. Машина остановилась и тарахтела мотором рядом с лежавшим на снегу человеком. Шофер и милиционер деловито откинули задний борт и затащили тело в кузов. И вот грузовик уже увозил старика, неведомо какими путями заброшенного в далекий от его солнечной родины уральский город. Кому-то он был любимым отцом, кому-то — дедом, но не знали дети и внуки о его бесславной кончине и, возможно, никогда не узнают о ней. Алексею стало жаль старика, и он тут же с тревогой подумал о маме.

Она лежала, верно, сейчас одна в своей крохотной комнатушке, исхудавшая и желтая, и не с кем ей перемолвиться словом, некому приготовить для нее хотя бы какую-нибудь еду. Разве только Мария Митрофановна забежит на несколько минут, согреет чай, да и то вряд ли. Она работает в театре и кассиром, и костюмершей. Нет у нее свободного времени, хотя женщина она добрая и отзывчивая.

Алексей прощупывал взглядом каждого встречного, надеясь увидеть в руках хотя бы у одного из этих людей кусок хлеба. Неожиданно он отметил, что фигура высокого грузного мужчины ему знакома. Очень похож на Тихомирова из цеха нормалей — такая же с нависающими ушами бобриковая шатка, такое же бурое, потрепанное и перетянутое ремнем полупальто. Человек повернулся, и у Алексея исчезли всякие сомнения: это и в самом деле был Степан Евстигнеевич Тихомиров. Он тоже узнал Алексея, по-доброму улыбнулся и пошел навстречу ему.

— Искренне рад, Алексей Андреевич. Читал о ваших успехах на заводе. Вы просто настоящий герой! Какими судьбами здесь? — спросил Степан Евстигнеевич и, не дав ответить, заключил: — Что же, побывать тут порой необходимо. Окажу откровенно, есть в этом самом рынке свой резон. Пусть его называют как угодно: и хитрым, и черным, но иногда именно он дает единственный выход из положения. Государству трудно, оно сейчас не в силах удовлетворить всякие неожиданные потребности. Дай бог справиться с основным — прокормить как-нибудь народ. Тут не до ассортимента. А ведь потребности самые разнообразные никуда не делись. Мне вот позарез нужна была сегодня черемуховая мука. И — вот она, в моих руках. — Степан Евстигнеевич вытянул из кармана полупальто небольшой самодельный кулек. — Но все это так, житейские мелочи. Расскажите лучше, как жизнь, как здоровье?