Ночные окна - [6]

– Замечательно, – сказал я и посмотрел на Нину. Она загадочно улыбалась. – А что вы делаете в Финляндии?

– Ловлю форель.

– Она – страшный рыболов, – подтвердил Маркушкин. – Вот чего мы с Колей никогда не могли понять в ее натуре.

– Простите за последний вопрос: у вас есть дети?

Тут, пожалуй, впервые, все они как-то смутились, перестали улыбаться. После небольшой паузы Николай Яковлевич коротко обронил:

– Есть. Один. Но это тема неинтересная.

– Ну что же, – произнес я, – рад был с вами познакомиться. Право, мне даже неудобно, что я уделил вам так мало времени. И в прошлый раз, и нынче. Да и деньги, пожалуй, стоит вернуть. Я же ничем не помог. Тем более что вы и не нуждаетесь в помощи, как я вижу. Зачем же вы искали со мной встречи?

– О вас, Александр Анатольевич, ходят по Москве самые разные слухи, – ответила Нина. – Одни называют вас волшебником, другие – негодяем. Любопытно было посмотреть.

– И к какому мнению вы пришли?

– Я еще не разобралась. Наверное, мне с вами придется встретиться снова.

Николай Яковлевич и Маркушкин переглянулись; я, будто бы спохватившись, торопливо произнес:

– Ах да! Чуть не забыл. Не могли бы вы задержаться еще минут на двадцать? Я для вас подарок приготовил, его надо только собрать. Жан пока сделает вам какие-нибудь коктейли.

– Собрать подарок? – вскинула тонкие брови Нина. – Он что, в разобранном виде?

– Кажется, я не совсем удачно выразился. Набрать. Нарвать. Словом, подождите.

– Мне – сухой мартини с водкой, – повернулся к Жану Николай Яковлевич.

– Отправился, Ниночка, за цветами, – услышал я за спиной голос Маркушкина.

На втором этаже я вновь зашел в комнату, где в напряженном ожидании сидела девушка, переговорил с ней, затем поднялся на третий – там, в одном из помещений на диване спал юноша. Напротив него в кресле листал книгу Левонидзе.

– Так, где ты его нашел? – спросил я.

– В Марьиной Роще. В одном из притонов.

– Он еще и травкой балуется?

– А как же? Поколение пепси. Водка, план и кто нынче побежит за «Клинским»? Но боюсь, дело дошло до герыча. Посмотри на его вены.

– Ладно, собирай его, скоро выход. И ее тоже. Какой-то дурак сказал, что дети – цветы жизни. Теперь все это повторяют, не замечая, что от роз остались одни шипы. Неужели сами мы были такими же? А, Георгий?

– Не занудствуй, – отозвался он. – Еще хуже.

В правом кабинете все еще продолжалась перебранка, но было видно, что дело идет к концу.

– …и «тойоту», которая на мои деньги куплена, вам, Сергей Владимирович, придется оставить, – говорила мадам. – Лизочка на ней сама ездить будет.

– Да подавитесь! – охотно отвечал Нехорошее. – Я еще запасное колесо вам прикачу. Оно у соседа в гараже лежит. А нижнее белье ношеное переслать?

– Засуньте его сами знаете куда. Вместе с электродрелью – подарком моим вам на день рождения. Только сверло победитовое вставьте, чтоб до кишок проняло. До печенки.

– А еще профессор! – сказал Бижуцкий, зевнув, махнул рукой и вышел из комнаты.

– Господа, я вам сюрприз приготовил, – остановил я обмен легкими ударами. – Жанночка, сходи за ним наверх.

– А что такое? – спросила Лизочка. Глаза ее загорелись от любопытства.

– Сейчас увидите.

Я повернулся к Нехорошеву:

– Значит, вы решили развестись?

– Да, – твердо ответил он. – Я же сказал, что полюбил другую.

– Кто она?

– Об этом я здесь говорить не хочу.

– Хорошо, – кивнул я и посмотрел на Лизу: – А ваша дочь живет у отца, у вашего первого мужа?

– Ну да. Так мы еще давно, при разводе, решили. Но она часто и к нам приезжает. А что?

– Куда это вы клоните? – первой начала соображать Ротова. – Неужели вы хотите сказать…

– Именно, – произнес я, открывая дверь и впуская в комнату девушку со второго этажа и Жанну.

Сам отодвинулся в тень, наблюдая за немой сценой, которая длилась, наверное, минуты полторы. Нехорошев сначала вскочил, потом безвольно опустился в кресло. Девушка подбежала к нему и застыла. Окаменела и Лизочка. Лишь Ротова, подождав немного, истерически засмеялась.

– Я же говорила… говорила… что от нашей семьи он… никуда не денется!.. – выдавила она сквозь смех. – Ай да Сережа, ай да сукин кот!

– Ира! – закричала на дочь Лизочка.

– Что мама? – порывисто ответила та. Ну почти также, как сама Лиза откликалась на зов Ротовой. У них не только голоса были похожи, но и глаза, волосы, черты лица. У всех троих. Три поколения, три женщины. Три судьбы Сергея Владимировича Нехорошева. А еще можно было бы сказать: три головы одного дракона, имя которому – любовь. Что, впрочем, тотчас же подтвердила и сама Ирина, крайне безапелляционно заявив:

– Я люблю его, мама. И ты, бабушка, также пойми это.

– Понимаю, понимаю, – игриво ответила Ротова. – Как же не понять, коли сама молодой была. Тоже влюблялась в кого попало.

– Он не «кто попало», он – единственный! – гневно сказала внучка. – Что же ты молчишь, Серж?

Кажется, Сержу было немного плоховато. Я попросил Жанночку налить ему воды. Отпив пару глотков, он вяло Произнес:

– Пойдем отсюда, Иринка. Никто из них все равно ни черта не смыслит в этой жизни. Ты – мой последний шанс, вот что я хотел им сказать. Ты не такая, как твои мать и бабка. С тобой я воспряну.