Ночные легенды - [98]

– Что заставило его нанять частного детектива?

Я подал ему одну из копий фотоснимка, где неизвестная девочка застыла в ожидании пущенного ей навстречу мяча и шанса по нему ударить. Магуайер взял фото и какое-то время его рассматривал.

– Вы ее узнаете? – спросил я.

– Нет. Откуда вообще это?

– Мэтисон нашел это фото в почтовом ящике дома Грэйди. Он не знает, кто и зачем его там оставил. Думает, что это некая дань Джону Грэйди.

Магуайер надолго смолк. Было ясно, что по окончании этой паузы он или встанет и велит мне уходить, или откроется. Решение за ним, и если мне заговорить до того, как он его примет, то все пойдет насмарку.

– Подношение, – произнес наконец Магуайер.

– Может быть.

– Он это словцо использовал как раз тогда, когда я торчал у него. Так он называл девочку Мэтисона. Говорил, что она для него «подношение».

– Подношение чему?

– Не знаю. Может, не ему, а тому, кто, по его мнению, двигал им в его деяниях. Все то время, что я у него был, он говорил без умолку, но ко мне относилось лишь немногое. Я того особо и не помню: так боялся, что даже слух цепенел. Я, кажется, отключился, а когда пришел в себя, он уже валялся дохлый. А дальше все как в тумане. В школе я учился как попало, и меня направили к психиатру. Он внушал, что мне надо восстать на то, что со мной произошло в доме Грэйди, но я как-то пустил это на самотек. Спрятал. Запер, так сказать, в себе.

Не мне комментировать, как ему поступать с памятью о том, что ему пришлось вынести, однако в голове у меня смутно мелькнул образ запертой подвальной двери, а в глубине того подвала мальчонка, которого безудержно, раз за разом, истязает Джон Грэйди. И как ни разрисовывай свой фасад перед внешним миром, реальность происшедшего все равно сокрыта у Денни Магуайера в голове.

С края пепельницы он снял придремавшую сигарету, затянулся и продолжил.

– В основном, – сказал он, – Грэйди разговаривал с кем-то или чем-то, чего я не видел.

– А что еще вам запомнилось?

– Зеркала. Они там были на каждой стене. И он в них отражался. Как будто вся комната была заполнена Джонами Грэйди. Помню это, а еще останки других детей. Они были рассажены у дальней стены. Не хочу вспоминать, как они выглядели. С ними он тоже, кстати, заговаривал.

– О Луизе Мэтисон вам что-нибудь вспоминается?

Он медленно покачал головой.

– Кажется, я слышал выстрел, который оборвал ей жизнь. Но я тогда был уже наполовину в бесчувствии.

– Как вы думаете, почему он оставил в живых вас?

Магуайер сделал вид, что обдумывает, хотя этот вопрос, похоже, донимал его всю жизнь, с того самого момента, как Грасс вынул его из той преисподней.

– Я был единственным мальчиком, который к нему попал, – сказал он. – Грэйди со мной урывками о чем-то разговаривал, рассказывал о себе, о доме, который хотел создать. Девчонок он, говорит, ненавидел, но я, мол, для него другой. Потом бы он меня все равно, наверное, убил или уморил. А может, он действительно что-то во мне углядел. Дай-то бог, если он ошибался, но уж так, видно, думал.

Сигарета дотлела почти до фильтра. Столбик пепла опрокинулся, как разрушенное здание, и сероватой пылью рассыпался по столешнице.

– А еще какие-нибудь его разговоры вы помните? – спросил я.

Магуайер, затяжелев взглядом, загасил окурок и поднялся.

– Я уже сказал, деталей я не помню, – сказал он. – Но помню, что к тем, другим детям он напрямую не обращался.

Горло ему как будто перехватило.

– Разговаривал он с их отражениями в зеркалах. Говорил так, будто они находятся внутри зеркал. И если б полицейские не нагрянули, он и со мной перешел бы к такому общению. Усадил бы меня с теми детишками в рядок.

И в мрачноватом сумраке своего убогого бара Денни Магуайер заплакал.

***

Тихой безлюдной улицей я возвратился к парковке, что находилась позади бара. Ничего особо нового я для себя, признаться, не открыл. Подтвердилось лишь то, что Джон Грэйди в самом деле был мразью, осквернявшей своим касанием всех, с кем только вступал в контакт.

Свернув за угол «Крайней меры», я неожиданно увидел, что там о капот моего «Мустанга» оперся какой-то субъект. Правой рукой он держал сигаретку, а костяшками левой аккуратно постукивал по корпусу машины. Кто это, я понял еще издали, – по продолговатому черепу, надбровным буграм и прилизанным сальным патлам, охвостьями торчащим на лысеющем затылке.

– Чем могу? – спросил я на подходе.

Коллектор вполоборота молча посмотрел. Под желтоватым светом единственного на всей площадке фонаря вид у него был откровенно недужный. Одет он был в то же тряпье, в каком явился на разговор с Мэтисоном. Один ботинок, как говорится, просил каши.

– А ведь и вправду можете, – скрипуче заметил он. – А я, глядишь, тоже в ответ чем-нибудь вам подмогну.

– Могу в виде одолжения дать тебе адрес нормального портного, – сказал я. – А он скажет, где можно починить твой башмак. После этого можешь топать куда захочешь.

Коллектор поглядел вниз, на свою драную подошву, видя ее как будто впервые.

– Ух ты, – изумился он. – Гляньте-ка.

В темный воздух он пустил струю дыма. Струя вышла длинной, как будто вырабатывалась где-то в недрах его легких.

– От машины моей не отойдешь?