Ночные кошмары - [68]

— Постойте! — крикнул я ему вслед, пытаясь оттащить его от пчел. Было слишком поздно уводить его от быстро приближающихся насекомых. Я понял, что умру вместе с ним ужасной смертью. Тем не менее я буду с ним. Мы были товарищами слишком много лет, чтобы я мог хотя бы на секунду подумать о том, чтобы бросить его.

Услышав мой голос, он обернулся и крикнул:

— Вернись! Отведите остальных в сторону! Уберите Грейстока с их пути! Я знаю, что делаю! Убирайся отсюда! Я приказываю вам, Ватсон!

Наше многолетнее общения научило меня повиноваться Холмсу, когда он «говорит» таким тоном. Я слишком долго подчинялась его приказам, чтобы ослушаться его приказа сейчас. Я бросился к остальным. Но я плакал, уверенный, что Холмс спятил, а если у него и есть план, то он провалится. Я попросил Райха помочь мне перетащить бесчувственного, истекающего кровью Грейстока в ручей, и я приказал фон Борку и Найлепте нырнуть в поток. Глиняное покрытие, я был убежден, недостаточная защита. Мы могли нырнуть в воду, когда над нами пролетали пчелы. Ручей был всего в несколько дюймов глубиной, но, возможно, вода, текущая по нашим телам, отпугнет насекомых.

Лежа в ручье и придерживая голову Грейстока, чтобы он не утонул, я наблюдал за Холмсом.

Он действительно сошел с ума. Он танцевал круг за кругом, время от времени останавливаясь, чтобы наклониться и пошевелить ягодицами самым недостойным образом. Затем он поднимал увеличительное стекло так, чтобы солнечный свет падал через него на Зу-Венди. Туземцы, в свою очередь, остановились и уставились на Холмса с открытыми ртами.

— Что вы делаете? — крикнул я, обращаясь к своему другу.

Но Холмс лишь сердито покачал головой, давая мне понять, чтобы я молчал. В этот момент я осознал, что он сам издает громкий жужжащий звук. Его голос почти тонул в более громком шуме роя, но я был достаточно близко, чтобы расслышать его голос.

Снова и снова Холмс кружился, пританцовывал, останавливался, выставляя свои извивающиеся ягодицы дикарям зу-вендис и позволяя солнцу проходить сквозь увеличительное стекло под определенным углом. Его действия, казалось, озадачили не только людей, но и пчел. Рой прекратил свое движение вперед и теперь висел в воздухе, словно нацелившись на Холмса.

Внезапно, когда Холмс на мгновение прекратил свой непристойный танец в седьмой раз, рой полетел вперед. Я вскрикнул, ожидая увидеть, как пчелы облепят его. Но рой разделился надвое, оставив островок. А потом они все исчезли, и зу-вендис бросились прочь, крича. Их тела стали черными и пушистыми, покрытыми пчелиным покровом. Некоторые из них падали, начиная кататься взад и вперед, крича, отбиваясь от насекомых, а затем становились неподвижными и безмолвными.

Я бросился к Холмсу с криком:

— Как вы это сделали?

— Помните свой скептицизм, когда я сказал вам, что сделал поразительное открытие? То, которое увековечит мое имя среди великих в зале науки.

— Вы же не хотите сказать…

Он снова кивнул.

— Да, у пчел есть свой язык, даже у африканских пчел. Это на самом деле система сигналов, а не истинный язык. Пчелы, обнаружившие новый источник меда, возвращаются в улей и там исполняют танец, который ясно указывает направление и расстояние, на котором лежит мед. Я также обнаружил, что пчела сообщает рою о появлении врага. Именно этот танец я исполнил, и рой атаковал указанного мною врага — туземцев зу-венди. Танцевальные движения сложны, и определенные поляризации света играют необходимую роль в сообщении. Их я смоделировал с помощью увеличительного стекла. Но давайте, Ватсон, оденемся и уйдем, пока рой не вернулся! Я не думаю, что смогу повторить этот трюк снова. Мы не хотим, чтобы игра продолжалась.

Мы подняли герцога на ноги и наполовину понесли, наполовину поволокли его к перевалу. Хотя он пришел в себя, казалось, что он вернулся в совершенно дикое состояние. Он не нападал на нас, но смотрел подозрительно и угрожающе рычал. Мы никак не могли объяснить эту пугающую перемену в нем. Самое страшное заключалось не столько в опасности, которую он представлял, сколько в опасностях, от которых он должен был нас спасти. Мы полагались на то, что он поведет нас, накормит и защитит на обратном пути. Без него в джунглях пропал бы даже наш несравненный Холмс.

К счастью, герцог пришел в себя на следующий день и сам все объяснил.

— Мне почему-то кажется, что моя участь — получать удары по голове, — пояснил он. — У меня толстый череп, но время от времени я получаю такой удар, что даже его стенки не выдерживают. Иногда, скажем, в одном случае из трех, наступает полная амнезия. Затем я возвращаюсь в то состояние, в котором я находился до встречи с белыми людьми. Я снова становлюсь нецивилизованным человеком-обезьяной — не помню ничего из того, что происходило до того, как мне исполнилось двадцать лет. Это состояние может длиться один день, как вы уже видели, или длиться месяцами.

— Осмелюсь заметить, что эта готовность забыть о ваших контактах с цивилизованными народами свидетельствует о бессознательном желании избегать их, — пояснил Холмс. — Вы счастливы, когда находитесь в джунглях и без каких-либо обязательств. Поэтому ваше бессознательное хватается за любую возможность, например, за удар по голове, чтобы вернуться в счастливое первобытное состояние.