Вскоре пальцы северянина сжали мокрый якорный канат. Бесшумно, точно рысь родных киммерийских лесов, варвар полез вверх.
Большая галера, очень большая. Пожалуй, самая большая из всех, что ему доводилось встречать. Возвышения на корме и носу, глубокий провал средней палубы; корабль мало походил на боевой — ни одной катапульты или баллисты.
Палуба казалась пустынной. Киммериец неслышной тенью скользнул вдоль носовой надстройки. Люк на гребную палубу заперт; прочь засов! Внизу, на полупустых скамьях, вповалку спят те, кому не повезло вырваться из этого ада. Держа наготове ключ от цепных замков, Конан шагнул вниз. За ним следом крался Хашдад. Остальные беглецы начали раздувать тлеющие фитили, готовясь по первой команде киммерийца запалить проклятый корабль.
Ключ в руке Конана тихонько звякнул, отпирая первый замок. Северянин тронул освобожденного за плечо… как внезапно наверху завыли трубы, а вся гребная палуба озарилась светом припрятанных и вспыхнувших по магической команде масляных ламп. С палубы донесся торжествующий рев Ночных Клинков.
Ловушка захлопнулась.
— Kpoм! — взревел варвар, бросаясь обратно к люку.
Освобожденный раб очумело вскочил, ринулся было следом — и повалился лицом вниз, с пробитой навылет грудью…
Конан очутился на палубе, Ему хватило одного взгляда — бой проигран. На три десятка его молодцов — не менее сотни этих самых Клинков, здоровенных, рыжих молодцов в полном вооружении, которых вдобавок можно лишь оглушать…
Позаимствованный у Архама меч плашмя ударил по шлему ближайшего врага; воин повалился под ноги киммерийцу. Однако второго удара скверное лезвие не выдержало — переломилось возле самой рукояти. Конан с проклятием подхватил дубину, выпавшую из чьей-то мертвой руки, огрел ею еще двух или трех подступавших недругов — и внезапно почувствовал спиной фальшборт. Отступать дальше было некуда, копья и луки целились со всех сторон; почти все спутники киммерийца уже валялись связанными, и лишь один Хашдад продолжал отбиваться.
— За борт!!! — рявкнул ему Конан, прыгая в черную воду ночной бухты. Кузнец последовал его примеру.
Наугад пущенные им вдогонку стрелы прошли мимо.
* * *
— Ну, что я тебе говорил?! — обрушился на Конана Хашдад, едва те выбрались на берег. — К чему все это безумие? Так, глядишь, и отсиделись бы… потом бы плот соорудили…
— Плот соорудили!.. — зло передразнил его Конан. — В уме ли ты, кузнец, или последний ум молотом своим вышиб? Никуда нам отсюда не уйти. Выследили бы нас. Вон, все местные у этих Ночных Клинков в подручных ходят! Прочесали бы лес еще раз — и все. И хватит об этом! Нужно думать, что дальше.
— Что тут думать, — Хашдад уныло повесил нос. — Схватят нас, если не сегодня, так завтра
— Ну, так повесься, — не выдержав, бросил киммериец. Разговор оборвался.
Конан не привык терпеть поражения. Этой ночью он сгрыз себе ногти на пальцах до самого мяса, пытаясь придумать выход — но напрасно. Завтра с рассветом наверняка начнется большая охота. Что ж, если так, то они с Хашдадом сумеют прорваться. Захватить у местных пирогу и выходить в море — все лучше, чем покорно ждать, когда же тебя, наконец, изловят! Не самый лучший выход, далеко не лучший — но ничего иного в голову Конана так и не пришло.
С первыми лучами зари он растолкал кузнеца. Голодные, они утолили жажду из ручья и двинулись на север — к противоположному краю небольшого острова, подальше от той бухты, где вытянулась подобно барракуде черная галера Ночных Клинков.
Их путь пролегал сквозь настоящие дебри. Ходить по джунглям без топора вообще крайне затруднительно, а уж если эти джунгли вдобавок все перевиты лианами, словно бы тут похозяйничала целая свора громадных пауков — то и почти невозможно. Хашдад вскоре совершенно выбился из сил; Конану пришлось почти что тащить его на себе.
Лес вокруг становился все глуше и глуше. Путники поднялись уже довольно высоко в гору, и тут, откуда ни возьмись, под ногами захлюпало, появились покрытые зеленой порослью лужи, становившиеся все глубже и обширнее. Над поверхностью застоявшейся воды поднимали сплюснутые треугольные головы змеи, провожая пришельцев холодными немигающими взглядами.
— Мы… идем… куда-то не туда, — прохрипел Хашдад, тяжело опираясь на плечо Конана.
Киммериец только сплюнул в ответ.
— Идем по солнцу, на север. Больше нам деваться некуда.
— А почему… почему ручьев нет? Если мы шли вверх вода… вода вниз течь отсюда должна! Почему же не течет?.. Здесь какое-то колдовство, Конан!
— А, тебе всюду какие-то мороки грезятся! — отмахнулся киммериец, продолжая путь. — Может, тут и есть ручьи. Только мы их не видели…
Однако вскоре Конан тоже забеспокоился. Казалось, они уверенно пробираются к самому центру исполинской болотной топи; среди деревьев не было видно ни одного просвета, а идти приходилось уже по колено в воде. Хашдад хрипел, спотыкался, и несколько раз уже порывался остановиться, а там — будь что будет. Северянину приходилось едва ли не силой гнать своего спутника вперед, то и дело подставляя ему свое плечо.
Над вершинами деревьев внезапно захлопали крылья. Громадные кожистые крылья, если судить по звуку. Сверху прямо на голову беглецов потекли струйки ледяного воздуха, особенно хорошо чувствовавшиеся здесь, в жарком, неподвижном и влажном воздухе болотины. Конан и Хашдад переглянулись.
