Ночные грезы - [17]

Она двинулась к двери, но он вновь обратился к ней:

— Вы здесь давно, миссис Сэлвин?

— Я приехала вчера вечером. Я очень надеюсь, что моя работа удовлетворит миледи.

— Вы вынуждены работать?

— Да, я нуждаюсь в деньгах.

Алинда бросила на него прощальный взгляд, вышла в коридор и тихонько притворила за собой дверь, оставив его в одиночестве.

Роджер еще некоторое время после ее ухода стоял у окна. Ему как будто не хотелось покидать комнату Мазарини. Все же, сделав над собой усилие, он сдвинулся с места и по широкому коридору направился в свои покои.

Он не сомневался, что к его приходу все следы пребывания там нежелательного обитателя будут тщательно убраны, и действительно нашел на своем месте Ходжеса — старого лакея, который прислуживал еще его отцу.

Костюмы графа нашли свое место в шкафу, под ними аккуратно размещались ботинки, сапоги для верховой езды и штиблеты.

— Приятно тебя видеть, Ходжес, — сказал Роджер, протягивая руку старику.

— Я молился, чтобы ваша милость вернулись до того, как я уйду на покой.

— А ты решил уйти на покой?

— На меня жаловались, милорд, будто я уже слишком стар, чтобы служить в доме.

— Кто жаловался?

Старик ответил не сразу. Он пораскинул умом и нашел подходящее выражение.

— Гости ее милости.

— Ты имеешь в виду кого-то конкретно? — настаивал граф.

Гнев снова вскипал в нем, и он готов был сорваться от любого пустяка.

Старик это почувствовал, но не мог не высказать всей правды.

— Боюсь, милорд, что в чем-то они правы, я не так быстро двигаюсь, как требуется джентльмену, который всегда куда-то спешит. Хотя покойный милорд и вы, ваша милость, всегда говорили, что нет мне равного в знании охотничьей одежды, бриджей и прочего, я, однако, с трудом разбираюсь в этих новомодных костюмах — какие нужны для езды на автомобилях, какие для гольфа, а какие для игр, которых сроду не видывали в Кэлвидоне.

— Сколько тебе лет, Ходжес?

— Шестьдесят три, милорд, и я вполне еще могу прослужить немало лет, если в Кэлвидон вернутся прежние порядки и все будет, как в старые времена.

— Тогда тебе незачем уходить на покой. Ты меня понял, Ходжес?

Лицо старого слуги мгновенно просветлело.

— Это правда, милорд? Ведь ее милость сказала…

— Я здесь хозяин, Ходжес, и не допущу, чтобы людей, служивших моему отцу и мне, отправляли на пенсию, пока они сами того не захотят. А кроме того, я нуждаюсь именно в твоих услугах.

— А вы намерены жить здесь, милорд? Казалось бы, простой вопрос неожиданно поставил Роджера в тупик. Он прошелся по комнате, поглядел на портрет матери над камином и только после этого ответил:

— Честно скажу тебе, Ходжес, я не знаю.

— Вы нужны нам, милорд. Больше того, мы без вас пропадаем. Нет никакой радости служить в этом доме, когда вы отсутствуете.

Роджер резко обернулся.

— Что значит «пропадаем?»

— Конюшни непригодны для этих новомодных автомобилей. Лошади не выносят их запаха. К тому же они застоялись, а джентльмен, который выезжает верхом только изредка, плохо обращается с ними, милорд.

— Что ты имеешь в виду?

— Он жесток с ними, милорд. — Ходжес сделал паузу, подбирая нужные слова. — Тяжелая рука, хлыст и острые шпоры не сделают из невежды наездника; милорд, — сказал он, подумав.

— Черт побери! Я не позволю какому-то выскочке измываться над моими лошадьми!

— И не только это, милорд. — Ходжес позволил себе разоткровенничаться. — Ее милость в настоящее время заинтересовалась только призовыми скачками. Лошадей для охоты и прогулок вообще редко выводят из конюшни. У нашего Эбби просто сердце разрывается.

Эбби — старший конюх — благодаря своему умению ухаживать за лошадьми был известен почти всей Англии и стал легендарной личностью. Он разбирался в лошадиной психологии лучше, чем великие умы — в людской, и доказывал, что она столь же непроста.

Эбби руководил первым выездом Роджера, когда тот был еще мальчишкой. Он же научил его всем тонкостям верховой езды и прославил конюшни Кэлвидона, выводя племенных лошадей.

— Ты сказал, что Эбби недоволен? И он тоже подумывает о пенсии?

— Пока нет, милорд, но он получает много предложений. Правда, Эбби такой человек, что не уйдет с должности самовольно, без разрешения и рекомендаций хозяина.

— Я поговорю с ним, — пообещал граф.

— Он ждет вас. Иначе его давно бы уже здесь не было.

Ходжес окинул внимательным взглядом развешенные в шкафу костюмы милорда и осведомился заботливо:

— Что вы наденете к ужину, милорд?

Роджер взглянул на свой гардероб так, как будто впервые видел свои костюмы.

Наряды парижской богемы здесь явно не годились — свободные бархатные пиджаки, светлые брюки. Так он одевался в Париже и еще повязывал шею небрежно завязанным шелковым шарфом вместо галстука. Приличного лондонского портного такая вольность в одежде повергла бы в дрожь.

— Я собирался сюда второпях, — солгал он Ходже-су. — Мой парижский слуга по рассеянности не уложил вещи, которые мне необходимы здесь. Я уверен, что кое-что из моей старой одежды сохранилось где-нибудь в кладовых.

— Разумеется, ваша милость! — Ходжес расплылся в улыбке. — Все вычищено и отглажено и ждало только вашего возвращения, милорд.

— Тогда верни ее сюда и размести там, где ей надлежит быть.