Ночные гонцы - [55]

Оказавшись прямо под деревьями, он замедлил шаг. Воздух застыл в неподвижной тишине, и в лунном свете полуразрушенный колодец казался призрачным алтарем давно исчезнувшего народа. Он осторожно ступал по земле, вглядываясь себе под ноги — здесь было царство кобр. Обезьяны, о которых он было позабыл, внезапно разразились пронзительными криками, и, тараторя, тяжело запрыгали по ветвям. Из шума и тьмы ему на голову посыпались листья и сучья. Он сделал последний рывок и упал в траву. К счастью, вокруг никого не было.

Он медленно выдохнул воздух и позволили себе расслабиться. Капли водыс тихим шелестом падали с его рубашки на землю.

Здесь кто-то был. Вдруг, как лицо из линий загадочной картинки, из решетчатой тени колодезного ограды проступил силуэт Серебряного гуру. Родни приподнялся — холодные глаза были устремлены прямо на него. Грудь казалась совершенно неподвижной, торс был выпрямлен, ноги скрещены. Он выглядел как статуя, и брызги света лежали на его коже пятнами проказы.

Родни сполз вниз и замер, стараясь не дышать. Ему не верилось, что гуру его не заметил. Он напряженно всматривался в застывшую напротив тень, когда на вершинах деревьев вновь началась паника. С бесконечной осторожностью Родни повернул голову: в рощу со стороны Кишанского водопада верхом на лошади въезжал деван.

Родни едва не издал вздох облегчения. На такое он даже не смел надеяться. Он поудобнее перехватил пистолет и потянул его на себя.

Лошадь девана перешла на шаг. Приближаясь, тот внимательно осматривался по сторонам и раздраженно бормотал приглушенным голосом:

— Куда подевался этот чертов мошенник-англичанин? Хватит валять дурака!

Лошадь резко шарахнулась в сторону.

— Хат! Ты меня напугал — застыл, как змея! Экая гнусность! Что за мерзкую драку затеяли обезьяны!

Он спешился. Гуру спокойно сказал:

— Это уже не в первый раз. Здесь полно кобр, так что смотри под ноги. Ты чем-то взволнован, Светлейший? Что-то случилось?

— Случилось? Еще бы! Один из твоих соотечественников, пьяный как свинья, мотаясь ночью по окрестностям Бховани, опрокинул повозку и увидел, что в ней! В погоню за нами послали кавалерию — думаю, Делламэн не мог этому помешать. К счастью, они отправили…

— Не сейчас, Светлейший. В три.

— Значит, в три? Буду. Повозки уже едут к озеру, но с толстушками еще уйма хлопот. Мне надо распорядиться, чтобы их, как и все прочее добро, отправили немедленно. Господи, как я буду счастлив, когда все будет позади! Когда же мы начнем убивать? У меня руки чешутся.

Он сел на лошадь, ударил ее по морде и легким галопом поскакал к городу. Родни лежал неподвижно, не сводя глаз с гуру. Итак, он замешан в чем-то, что должно кончиться резней, и он англичанин. Проказа, солнечные лучи и ветер успешно скрыли первоначальный цвет его кожи. Под набедренной повязкой он, возможно, ее чем-то подкрашивал; кроме того, он имел обыкновение посыпать себя пеплом. Его могли бы выдать глаза, но у многих жителей Северо-запада Индии они были такими же светлыми. Чтобы попасть к колодцу, ему пришлось быстро проделать изрядный путь — еще в понедельник он проповедовал о чапатти на Малом Базаре, а толстый купец его слушал.

Повозки «уже едут к озеру». Это могло быть где угодно — княжество было испещрено маленькими озерами и большими прудами. Отыскать его за ночь Родни, безусловно, не мог. Но он мог проследить за Серебряным гуру, и узнать еще что-нибудь, что стоило доложить Булстроду. Что имелось ввиду под «толстушками» и «всем прочим добром», он не понял.

Пять минут спустя Серебряный гуру беззвучно поднялся на ноги. Держа в правой руке деревянную чашку для подаяний, он по середине колеи побрел к городу. Когда в лунном сиянии его силуэт превратился в длинную тень, Родни встал и пошел следом. Обезьяны пронзительно вопили. По обе стороны дороги тянулись призрачно серые поля.

Вскоре по левую руку на низком небе вырос черный квадрат крепости, и невнятный шум города зарокотал в его ушах. В городе праздновали Холи: это могло помочь ему, но могло и помешать. Большинство горожан скопится на площади и главных улицах, переулки в трущобах опустеют, но кампании гуляк будут шататься повсюду и могут наткнуться на него. И хотя вряд ли кто-то привяжется к нему, разве что в избытке пьяного веселья, но из-за них он может потерять Гуру из виду.

Тень впереди него скользнула мимо первых городских лачуг и Родни подобрался поближе. Переулок не освещался, вырытая посреди него канава была переполнена помоями и отбросами, вдоль стен домов лежал толстый слой пыли и сухого навоза, заглушавший стук его сапог. В воздухе стояло зловоние. Из дома, мимо которого он проходил, вывалился какой-то пьяный земледелец и врезался в него. Родни затаил дыхание, но тот выпил слишком много крепкого пальмового вина — тодди, чтобы что-то заметить или забеспокоиться. Шум впереди становился все громче. На каждом углу он дожидался, пока Гуру свернет за следующий поворот, перебегал вперед и снова принимался ждать.

Выглянув из-за угла пустой лавки, он увидел, что переулок впереди стал шире и по сторонам его появились трехэтажные дома. Дальний конец был ярко освещен и толпа людей, что-то выкрикивая, трубила в рога. Переулок уперся в центральную площадь. Вспомнив ночь мятежа, он понял, что дом Ситапары должен располагаться где-то слева, а храм — справа.