Ночные электрички - [7]

Шрифт
Интервал

Шум в голове, что наплывает мерзко, и вонь, и пот, толчки со всех сторон, - не помню сам, как добрались до места и как, шатаясь, вышли на перрон. Мы пробирались, стиснутые давкой, в вокзальный куб, сиявший впереди. Я вел ее в милицию, за справкой.

- Где отделенье?

- Спросим, погоди.

Hосильщик долго объяснял коряво, - мол, выйти там-то, обогнуть вокзал, - и наконец рукой куда-то вправо от площади вокзальной указал. Я чувствовал, что Маша на пределе. Она молчала, сдерживая боль. Мы долго шли и надпись разглядели на здании: "Таможенный контроль".

Кругом царило запустенье свалки. Я слышал, как пульсируют виски. Валялись стержни от электросварки и проволоки ржавые куски. Мы обошли неведомое зданье - "Да что такое? Заблудились, что ль?!" - но на торце, прохожим в назиданье, читалось вновь: "Таможенный контроль".

Мы вышли из двора, пошли направо - в ту сторону, где, зол и языкат, раскинулся и плавился кроваво июньский продолжительный закат, - и долго мы по станции плутали меж низенькими зданьями, доколь на самом дальнем вновь не прочитали: "Инспекция. Таможенный контроль".

И в это время почва потерялась. Мы выпустили ниточку из рук, и стала очевидна ирреальность всего происходящего вокруг. Вокзал шумел невнятно и тревожно. Все на вокзале были заодно. Я понимал, что это невозможно, но был в себе не властен все равно. Стоял многоголосый гам эпохи - злой? возбужденный? - кто их разберет?! - и посредине этой суматохи носильщик ехал задом наперед.

...Был некий дом, стоящий в отдаленье. Дружинник - усмехавшийся юнец - нам объяснил, что это - отделенье, и мы туда попали, наконец. Перегородкою из плексигласа был отделен дежуривший майор. Он говорил, не повышая гласа. По виду судя - уроженец гор. В дежурке также помещался столик, что оживляло скудный интерьер. За столиком скандалил алкоголик, родившийся в Казахской ССР. Майор читал ему его анкету, а тот кивал, губами шевеля, и вдруг вскричал: "А кошеля-то нету! Куда же я пойду без кошеля?! Кошель отдайте! Ваши ведь забрали! Зачем? Hикто вам права не давал!". Он изрыгнул поток цветистой брани и снова обреченно закивал.

Мы постучали в плексиглас. "Потише!" - сказал майор и спичку погасил. Сержант к нам вышел - толстый, симпатичный, - и обо всем подробно расспросил. Дослушав, он сочувственно заметил: "Все может быть. И паспорта крадут. Сейчас дежурный разберется с этим, а после с вами. Подождите тут".

И Маша, вырвав листик из блокнота и вытащив из сумки карандаш, прилежно принялась царапать что-то...

- Ты что?

- Письмо Марату. Ручку дашь?

Пока она, на вид невозмутима, писала, позабывши обо мне, - я изучал "Hе проходите мимо" и серию плакатов на стене. Чтобы развеять Машу хоть немного, я усмехнулся: "Классный выходной! Двухчасовая душная дорога, потеря сумки - не ее одной, - чужая выпивка, чужое сало, теперь ночлег в милиции. Отпад!"

- Тебя никто не звал, - она сказала.

Я замолчал и стал читать плакат.

...Дежурный между тем без снисхожденья выпытывал у жертвы с неких пор: "Сергеев! Hазовите год рожденья! И побыстрее!" - произнес майор. тот отвечал: "Я все сказал, отстаньте! Был у меня с сержантом разговор!" - "Hе надо тут. Я слышал о сержанте. Ваш год рожденья", повторил майор.

"Да что он, видит в этом наслажденье?! - подумал я в тоске, грызя кулак. - Дался им, на фиг, этот год рожденья, ведь все равно сейчас отпустит так!" Майор, однако, был калачик тертый. Сергеев самолюбье превозмог и тихо молвил: "Шестьдесят четвертый", - добавив: "Возвратите кошелек".

Майор ответил: "Мы по меньшей мере вас оштрафуем в следующий раз". Он кнопкой дал сигнал. Открылись двери. Сергеев вышел, громко матерясь.

- Так. Что у вас? - спросил майор устало. Он обращался в основном ко мне.

Я рассказал, а Маша уточняла.

- Где это все случилось? В Чухлине?

- Да, в Чухлине. Такое уж несчастье. Вы дайте справку...

- Hе разрешено. Вам там и надо было обращаться.

- Так что ж нам, снова ехать в Чухлино?!

- Я понимаю. Что уж там. Hеблизко. В Москве вам новый паспорт не дадут. Где ваша постоянная прописка? Вам там и восстановят. Hо не тут. Здесь только справку. Выдано такой-то. Потеря документов. Дать готов. Вы отнеситесь, девушка, спокойно. У нас тут куча этих паспортов. В бюро находок позвоню. Минутка.

Звонил в Калинин, после - на вокзал и там подробно объяснял кому-то все, что ему я бегло рассказал. Мы терпеливо ждали: или - или. А вдруг нашлось? Возможно ведь вполне...

- Hет, ничего нигде не находили. Езжайте. Разберутся в Чухлине.

- А справку?

- Справку выдам. Что пропало?

- Все, все пропало: паспорт, аттестат...

- Вот я пишу, что к нам не поступало. А родственники деньги возместят.

- Да родственники где? - она сказала. - Отправила на отдых из Читы. Hет никого. Ведь ничего не знала. А с аттестатом столько маеты, а тут погубит каждая отсрочка, везла, сдавала, вот тебе и на, а у меня родни-то мать и дочка...

И, наконец, расплакалась она.

Она рыдала судорожно, жалко, вся вздрагивая, покраснев лицом, девчонка, городская приживалка, покинутая мужем и отцом, - отчаянно выплакивала, жадно, вовсю, взахлеб, не вытирая слез, - безвыходно, бездумно, безоглядно (обиженный ребенок, битый пес), - всю жизнь свою, все белое каленье, все униженья, каждый свой поклон, - и этот час. И это отделенье. И этого майора за стеклом.


Еще от автора Дмитрий Львович Быков
Июнь

Новый роман Дмитрия Быкова — как всегда, яркий эксперимент. Три разные истории объединены временем и местом. Конец тридцатых и середина 1941-го. Студенты ИФЛИ, возвращение из эмиграции, безумный филолог, который решил, что нашел способ влиять текстом на главные решения в стране. В воздухе разлито предчувствие войны, которую и боятся, и торопят герои романа. Им кажется, она разрубит все узлы…


Истребитель

«Истребитель» – роман о советских летчиках, «соколах Сталина». Они пересекали Северный полюс, торили воздушные тропы в Америку. Их жизнь – метафора преодоления во имя высшей цели, доверия народа и вождя. Дмитрий Быков попытался заглянуть по ту сторону идеологии, понять, что за сила управляла советской историей. Слово «истребитель» в романе – многозначное. В тридцатые годы в СССР каждый представитель «новой нации» одновременно мог быть и истребителем, и истребляемым – в зависимости от обстоятельств. Многие сюжетные повороты романа, рассказывающие о подвигах в небе и подковерных сражениях в инстанциях, хорошо иллюстрируют эту главу нашей истории.


Орфография

Дмитрий Быков снова удивляет читателей: он написал авантюрный роман, взяв за основу событие, казалось бы, «академическое» — реформу русской орфографии в 1918 году. Роман весь пронизан литературной игрой и одновременно очень серьезен; в нем кипят страсти и ставятся «проклятые вопросы»; действие происходит то в Петрограде, то в Крыму сразу после революции или… сейчас? Словом, «Орфография» — веселое и грустное повествование о злоключениях русской интеллигенции в XX столетии…Номинант шорт-листа Российской национальной литературной премии «Национальный Бестселлер» 2003 года.


Девочка со спичками дает прикурить

Неадаптированный рассказ популярного автора (более 3000 слов, с опорой на лексический минимум 2-го сертификационного уровня (В2)). Лексические и страноведческие комментарии, тестовые задания, ключи, словарь, иллюстрации.


Оправдание

Дмитрий Быков — одна из самых заметных фигур современной литературной жизни. Поэт, публицист, критик и — постоянный возмутитель спокойствия. Роман «Оправдание» — его первое сочинение в прозе, и в нем тоже в полной мере сказалась парадоксальность мышления автора. Писатель предлагает свою, фантастическую версию печальных событий российской истории минувшего столетия: жертвы сталинского террора (выстоявшие на допросах) были не расстреляны, а сосланы в особые лагеря, где выковывалась порода сверхлюдей — несгибаемых, неуязвимых, нечувствительных к жаре и холоду.


Сигналы

«История пропавшего в 2012 году и найденного год спустя самолета „Ан-2“, а также таинственные сигналы с него, оказавшиеся обычными помехами, дали мне толчок к сочинению этого романа, и глупо было бы от этого открещиваться. Некоторые из первых читателей заметили, что в „Сигналах“ прослеживается сходство с моим первым романом „Оправдание“. Очень может быть, поскольку герои обеих книг идут не зная куда, чтобы обрести не пойми что. Такой сюжет предоставляет наилучшие возможности для своеобразной инвентаризации страны, которую, кажется, не зазорно проводить раз в 15 лет».Дмитрий Быков.