Ночной звонок - [14]

Но в следующую минуту она уже волновалась только из-за того, что всех задержала и из-за нее могут опоздать на работу, и торопила скорей уезжать.

Владя, пододвинув Надю и Леокадию, втиснулась на заднее сиденье последней и захлопнула дверцу. Митя сел за руль и, мягко тронув с места, высунул руку и помахал на прощание.

Бабушка, придерживаясь за колышек калитки, кивала головой, тихонько всхлипывая и улыбаясь, а около нее стоял Яша, держа в руке до половины засмоленную щепку, терпеливо дожидаясь, даже после того, как машина уже скрылась за поворотом, пока все кончится и бабушка нальет ему очень потребную после ночного дежурства рюмочку...

Утро было еще совсем раннее, и мимо дома отдыха машина промчалась, не встретив ни души.

- Ну, что ж, так она и не взяла денег? - спросила Леокадия.

- Нет, - хмуро отозвался Квашнин. - Тридцать рублей взяла еле-еле. Того гляди, еще Никифору долг отдаст, когда он приедет.

- Она знает, что он едет?

- Я ей сказал.

- А как ты... объяснил?

- А как я мог объяснить? Сказать, что он на похороны едет? Приедет, сам увидит, что и как. Пусть сам объясняет.

- Ну, правильно, - сказала Леокадия. - Я ей еще раз предлагала к нам переехать... Конечно, я очень рада, что все так удачно кончилось, но все-таки она странная.

Солнце жарко пригревало сквозь автомобильные стекла. Квашнин знал, что скоро опять начнет потеть; неудобно выспавшись, чувствовал себя помятым, несвежим и нечистым, думалось сейчас ему больше всего о том, что еще долго придется ехать и потеть, прежде чем удастся дома принять душ, надеть свежую пижаму и прилечь на удобном диване с пачкой газет, которую он привык прочитывать по утрам.

Неожиданно Митя громко сказал:

- Вот здесь мы вчера останавливались! - притормозил и, съехав на обочину, остановил машину.

Квашнин неодобрительно, но молча наблюдал за тем, что происходило дальше. Митя что-то сказал девушкам, они вылезли из машины и пошли в лес. Митя первым перешагнул через канаву и пошел впереди, показывая дорогу. Скоро все они скрылись за деревьями.

- Ну, что ж, - сказал Квашнин жене. - Можно поразмяться.

Они походили взад-вперед около машины, стараясь дышать поглубже, набраться свежего лесного воздуха на дорогу.

Немного погодя Квашнин нахмурился, просунул руку в окошко и дал два коротких сигнала гудком. Из леса никто не отозвался.

- Я пойду позову, - услужливо сказала Леокадия.

Она прошла немного по тропинке среди целого моря пышных папоротниковых зарослей, потом высокие каблуки стали тонуть, как в перине, проваливаясь в мягкий мох. Она шла, осматриваясь, то и дело нагибаясь и придерживая на голове обеими руками прическу, чтоб не зацепиться за ветки.

В чаще леса, там, где не сияли, точно прожектора, в утреннем тумане сильные, косые низкие лучи солнца, пробившиеся сквозь гущу стволов и листьев, было сумрачно и тихо. Где-то в стороне Леокадия услышала легкий смешок и увидела поляну, устланную мохом, среди которого, точно нарочно, повсюду были разбросаны круглые пятна - розовые, зеленые, желтые - крупных, как блюдца, сыроежек.

Митя и Надя стояли около громадной сыроежки, похожей на розовую чашу, полную влаги, и смотрели, как Владя, став на колени, осторожно нагибалась, пока не коснулась подбородком розового края, дрогнувшего от этого прикосновения. Она потянулась губами, отхлебнула, облизывая губы.

Сама не понимая почему, Леокадия неловко повернулась и, проваливаясь острыми каблуками в моховые подушки, пошла обратно к машине.

- Ну, где они там? - нетерпеливо спросил Квашнин, когда она, отряхивая с кофточки древесную труху, выбралась обратно на дорогу. - Что они там делают?

Леокадия мученически вздохнула.

- Я ничего не понимаю... - Она прижала пальцы к вискам, точно у нее внезапно разболелась голова, и повторила уже скорее грустно: - Я решительно ничего не понимаю, я отказываюсь понимать... Только не надо на них сердиться, ладно?

Квашнин посмотрел на нее с изумлением, но от долгой привычки не вмешиваться ни в какие невыясненные вопросы промолчал и стал думать о той минуте, когда он, освеженный, напившись кофе, ляжет на веранде и возьмется за пачку газет - он выписывал те, которые любил, и те, которых не любил, и читал все - то с удовольствием, то с возмущением.

...А в это время бабушка уже снова стояла, придерживаясь за колышек, и смотрела в ту сторону, куда давно уехала машина.

Она уже успела сводить Яшу в дом и дать ему выпить совсем маленькую рюмочку, так необходимую ему по слабости после вчерашнего.

Из деликатности Яша поплелся, не отставая, за ней следом к калитке и немножко постоял рядом, хотя его уже тянуло пойти посидеть где-нибудь на ступеньках, вглядываясь в морскую и солнечную даль, щуря глаза и улыбаясь про себя до тех пор, пока не такой уж плохой и безнадежной начнет представляться ему собственная жизнь одиноко состарившегося, безобидного неудачника.

- Ах, Яша, постричься бы тебе, - сказала бабушка, как твердила ему уже месяца три.

- Я постригусь, - покорно согласился Яша. - А вы на меня, мамаша, не обижайтесь, я телеграмму подал все правильно, может, девчонки, когда по телефону в район передавали? А? Заболтались?