Ночной сторож для Набокова - [2]

Шрифт
Интервал

Итак, начнём с опоздания. Я, кстати, действительно плохо помнил, где находится наша библиотека. Когда мы были в классе, наверное, четвертом, нас парами построили и повели туда на экскурсию. И всех «оптом» записали. Я, помню, даже месяца два ходил туда, читал, кажется, Жюля Верна. «Дети капитана Гранта» у нас были дома, а мне хотелось прочитать «Пятнадцатилетнего капитана». А эта книга была почему-то всё время «на руках» — так мне говорили, но потом, наконец, мне её выдали. И я прочитал, наверное, страниц восемьдесят. А потом отвлёкся на что-то и про книгу начисто забыл. И вспомнил месяца через три. Ну как вспомнил… Из библиотеки нам домой позвонили и сообщили, что я — «должник». Ну и конечно, как оно и бывает, трубку тогда не я поднял, а мама, так что пришлось прослушать лекцию об ответственности, аккуратности, пунктуальности и тому подобных вещах, которые моей маме так нравятся. Одним словом, с библиотекой всё как то неудобно получилось, книгу я сдал, но больше туда не ходил.

Вот и теперь я как-то нервничал. Не то, чтобы переживал — это же не работа моей мечты. Но дурацкое какое-то чувство было. И из-за этого дурацкого чувства как следует опоздать не получилось. Библиотека нашлась быстро: двухэтажное типовое здание с большими окнами в глубине сквера. Перед входом — памятник какой-то небольшой. Какому-то писателю, наверное. Я обошел два раза всё здание вокруг, зашел, потусовался немного в холле. Кажется, с тех пор, как я тут последний раз был, особенно ничего и не изменилось, разве что стало как-то меньше. На стенах висели фотографии залов библиотеки, на которых возле стеллажей стояли очень заинтересованные люди с книгами в руках, ещё там были афиши всяких местных мероприятий, которые я стал как бы изучать. Но всего этого было немного, так что заняться было особенно нечем. Вообще-то, я мог бы ещё убедительнее опоздать, но тут гардеробщица (зачем им летом гардеробщица?) спросила:

— Молодой человек, Вам подсказать что-нибудь? Вы что хотели, записаться?

Ну, пришлось сказать, что я к Антонине Петровне и меня быстренько к ней провели.

Антонина Петровна оказалась, действительно, немолодой, но не седой и без очков. Без амбарной книги и без связки ключей. Она как раз заканчивала распечатывать какие-то документы и параллельно говорила по телефону, так что с опозданием совсем не прокатило. Потом она ещё и сама извинилась, что заставила меня ждать.

— Николай, я слышала, вы под машину попали? В прошлом месяце? Но теперь вы уже, я смотрю, в порядке, — она говорила очень быстро и задавала только те вопросы, ответы на которые и так уже знала. — Сейчас они так гоняют, им всё равно, кто переходит дорогу: ребёнок, старик, инвалид… Они ведь никаких знаков не видят, никаких светофоров! Но у нас тут работа нетрудная, вы сможете посидеть, почитать, даже, думаю, после часу-двух ночи можно будет и поспать. У вас ведь несерьёзные были травмы?

Она так участливо со мной говорила, что я зачем-то сказал, что это не «они», это я сам был виноват, и что водитель вообще был молодец, успел сманеврировать, так что я отделался только синяками. Сказал и подумал: «Блин, надо же было сказать, что ой-ой, я весь больной такой, мне переутомляться нельзя, а то ещё в обморок начну падать», ну или что-нибудь такое. Одним словом, мог сразу же откосить по состоянию здоровья. И я даже открыл было рот, чтобы что-нибудь такое завернуть, но Антонина Петровна проворно выскочила из-за стола и сказала:

— Вот и прекрасно, пойдёмте, я вам покажу сферу вашей ответственности. Пойдёмте, пойдемте.

Она простучала каблуками по длинному тёмному коридору и открыла какую-то дверь.

— Вот здесь у нас подсобочка, можете здесь располагаться. Наш сторож, Федор Михайлович, сейчас в отпуске.

Я не удержался и спросил:

— А что, сторожа, правда, зовут Федор Михайлович?

— Да, а что такое?

— Ну, это как Достоевский.

— А, да, раньше мы часто шутили на эту тему, но теперь как-то привыкли уже. Папа, наверное, вам рассказал, что вы временно у нас будете его замещать. У него со здоровьем проблемы, он взял отпуск за свой счет, — тараторила она. — Здесь вот есть электрический чайник. Это, конечно, противоречит правилам пожарной безопасности, но мы же никому не скажем, да?

— Не скажем. А топор здесь есть?

— Топор? Топор как раз на щите пожарной безопасности. А, ну да, понимаю, ваш юмор. В десятом классе ведь как раз проходят «Преступление и наказание»… На всякий случай я вас потом проинструктирую и по поводу возгораний. Кресло можете разложить и поспать немного. Но в первой половине ночи желательно делать обходы всего помещения. Пойдёмте, я покажу.

Антонина Петровна закрыла дверь и повела меня дальше по коридору в центральный зал. Как бы мне хотелось сейчас завернуть что-нибудь такое: «В полумраке этого зала я увидел ряды старинных шкафов темного дерева. Под сводчатым потолком висела старинная лампа. Здесь хранились древние фолианты, кожаные переплёты этих книг были украшены драгоценными камнями и серебряными пряжками». Но нет, не было никакой романтики или таинственности. Ряды довольно потрёпанных стеллажей, заставленных самыми обычными современными книжками, пара зелёных диванчиков и что-то типа стойки ресепшена — вот и всё, что было в зале. Из-за стойки на меня уставились две дамы, одна совсем уже немолодая, а другая какого-то неопределённого возраста. Обе как назло были без очков и без седых пучков на голове и сидели перед компьютерами.


Рекомендуем почитать
Завтрак в облаках

Честно говоря, я всегда удивляюсь и радуюсь, узнав, что мои нехитрые истории, изданные смелыми издателями, вызывают интерес. А кто-то даже перечитывает их. Четыре книги – «Песня длиной в жизнь», «Хлеб-с-солью-и-пылью», «В городе Белой Вороны» и «Бочка счастья» были награждены вашим вниманием. И мне говорят: «Пиши. Пиши еще».


Танцующие свитки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Гражданин мира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Особенный год

Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Идиоты

Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.


Деревянные волки

Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.